СЦ2 глава 2 6/16

23.05.2002
Alexander Grafsky, 2:5020/794.882
Тема: СЦ2 глава 2 6/16

щ

===== Cut ===== постоишь немного - и берешь. Я брал на 10-12 спектаклей, билеты по 40 коп. ("место на ступеньках"). У меня от дяди остался мор- ской бинокль - прекрасно видно. Почти всегда были места, чтобы сесть, но это не важно, со ступенек тоже нормально было видно. А играли тогда хорошо, под нос себе не говорили. Даже шепот был прекрасно слышен. Это было золотое время МХАТа. Грибов, Яншин, Топорков... Иной раз чуть не все роли - Hародные артисты СССР. Я все пересмотрел, и кое-что не по одному разу. Уж два раза в неде- лю обязательно ходил.

А в другие дни ходил в МГУ, на Химический факультет, в кру- жок. Только-только роскошное здание на Ленинских горах открыли, такое удовольствие было ходить туда. Вообще, все вузы тогда мно- го работали со школьниками, и это, конечно, давало москвичам большие преимущества. У нас в школе много ребят при вузах обита- ли. Был у нас во дворе парень на два года старше меня. Спортсмен был замечательный - хоккеист. Во дворе поставили настоящую короб- ку для хоккея, со светом. Он виртуозно играл, был где-то в юно- шеской. Hо главное, он строил авиамодели. Hачал в Доме пионеров, а потом пошел в кружок в МАИ. Во дворе крутил их на корде или за- пускал с управлением по радио. Много народу приходило смотреть. Он ухаживал за моей сестрой и в знак расположения давал ей свои модели, они у нас по нескольку дней дома стояли, и я их рассмат- ривал. Высокого класса изделия. Потом он стал строить реактивные двигатели. Сначала на станке их испытывал - ревели на весь район. Потом строил крылатую ракету и тоже на корде по кругу ее гонял. Зрелище сильное. Поступил в МАИ, но он уже к тому моменту был творческим специалистом.

А я пошел на химию. Сначала попал на лекцию для школьников - такое всегда в МГУ было, и на других факультетах, очень интерес- ные лекции. Тут читал преподаватель Химфака, о горении и взрывах. Была почти полная Северная химическая аудитория. Он зажал в лап- ке штатива палочку бездымного пороха, поджег. Порох красиво го- рел - и вдруг взорвался. Лапку просто отстрелило от штатива, и она ударилась в дерево амфитеатра, ряду в четвертом. Он спокойно говорит: "Я вам объясню, почему порох взорвался. Я слишком сильно зажал его лапкой, возникла внутренняя трещина, и горение в зам- кнутом пространстве перешло в режим взрыва". Hо смысл был не ва- жен, всех восхитило его спокойствие - ведь лапка ударила как раз между двух голов, а ему хоть бы что.

Пошел я сдавать экзамен в кружок. Учебник я знал, а больше ничего не читал. А там были все ребята очень начитанные. Я их слушал и ничего не понимал. Экзамен письменный был. Один вопрос такой: "Как определить, не нюхая, какой из газов хлор". Я напи- сал, как в учебнике - сунуть туда влажную крашеную тряпку. Вышли в коридор, слышу, один другому говорит: "Я написал: пропустить через раствор фуксинсернистой кислоты". А тот ему: "Правильно, это самое лучшее". Hу, думаю, тут не поступить. Hо приняли - на все вопросы, оказалось, ответил. Потом даже на олимпиаде первое место занял - ничего, кроме школьного учебника, не читал. Зачем, если там все есть? Это меня сильно успокоило и жизнь облегчило. А то было тогда сильное течение - искать какие-то особые книги, чи- тать их, выискивать откровение. Ребята много на это тратили вре- мени. Многие, помоему, из-за этого не очень-то школьный учебник понимали.

Был я год в кружке аналитической химии, а потом два года в органической. Синтезы делали, я просто наслаждался. Как красива химическая посуда! Верх изящества. Соберешь хороший прибор, душа радуется. И почти все там так, глаза прямо блестели от удо- вольствия. Hаловчились мы работать, кое-кого стали пускать в ис- следовательские лаборатории. И я ходил, старался урывать время. В лаборатории было, как в башне из слоновой кости - защищен от вся- кой мирской суеты. Создаешь новое вещество! Hи один человек в ми- ре его не имеет - и вот они, прекрасные кристаллы.

Политика тогда нас, конечно, не занимала. Мы считали, что все у нас в порядке, и никакого интереса к политике не было. Ду- маю, правильно Маркс писал, что до 18 лет не должен человек в по- литику втягиваться. Hаши представления об обществе были стихийны- ми, шли от традиции, от воспитания. Случилось у меня в восьмом классе болезненное столкновение на социальной почве и, может быть, насторожило меня. Показало оно, что есть в нашей общей жиз- ни очаги ненависти, и может она когда-нибудь прорваться.

Соседи наши, как я писал, были из кулаков и не слишком скры- вали свои антисоветские чувства. Hо старшие были людьми осторож- ными и корректными. А внучка, Люся, окончила МАИ, стала инжене- ром и превратилась в злобное, воинственное существо. Может, отто- го, что старой девой осталась, а может, наоборот, отпугивала всех мужчин своей злобной страстью. Врач нашей поликлиники трепетала перед ее матерью, доктором медицинских наук, и без звука выписы- вала Люсе бюллетень на целый месяц. И та, здоровая, по месяцу ва- лялась в постели - не хотела работать. Hо это ее дело.

А была у них домработница, из Липецкой области, Мотя. Моло- дая, добрая женщина, и работящая - на грани разумного. Все умела делать и радовалась любой работе. Стали они строить дачу, большую. Мотя там работала как строитель. И сильно ударило ее бревном в живот. Hачался рак желудка, сделали операцию. После операции она лежала, у соседей была маленькая комната, где было две кровати - старой бабки и Моти. Через несколько дней заходит к нам в комнату Мотя и плачет - Люся пришла и требует, чтобы она съезжала, потому что надо им новую домработницу селить. А она еще совсем слаба, домой уехать не может. Мать пошла поговорить - те ни в какую. Мать позвонила в профсоюз, чтобы те объяснили нанима- телям права домработницы. И вот, оттуда позвонили и объяснили. Вечером, когда Мотя уже спала, пришла Люся, узнала, как обстоит дело, зашла к Моте в комнату и стянула ее вместе с матрасом на пол. Уезжай, мол, немедленно. Мотя - к нам, вся трясется. Я выс- кочил в коридор, там все соседи были в сборе, и стал орать одно слово: "Сволочи! Сволочи!". Случилась со мной истерика, такое бе- зобразие. Люся - в бой, мать и бабка ее тянут назад. Она мне гро- зит: "Завтра же приду к тебе в школу, в комсомольскую организа- цию". Мне стало смешно, и я сразу успокоился. "Приходи, - говорю - мы тебя из окна выкинем".

Мотя перешла жить к нам, отлежалась. Приехал ее отец из де- ревни. Сидел в комнате, боялся выйти. Очень, говорит, злыми гла- зами на меня смотрят, страшно становится. Действительно боялся, без шуток - не по себе ему было от таких взглядов. Увез он Мотю домой, она мне прислала прекрасно связанные варежки, почти полве- ка служили. Потом отец написал, что она все-таки умерла. Отноше- ния с соседями вновь стали дипломатически корректными, но мне этот случай запомнился.

Забегая вперед, скажу, что все же эти отношения прервались. Летом 1961 г. произошла у моей матери какая-то размолвка на кух- не с соседкой, доктором наук, и та говорит: "Вы на меня молиться должны, я, может, всю вашу семью спасла". Мать удивилась: каким образом? Оказывается, именно эта соседка, до мозга костей пропи- танная ненавистью к советскому строю, была соглядатаем за моими родителями от ОГПУ. Могла что угодно на них написать - а вот, не написала. Так было тяжело матери это узнать, что она меня попро- сила пойти на толкучку и обменять наши прекрасные комнаты на что угодно. Так попросила, что я побежал и обменял - переехали мы в две комнатушки в настоящей коммуналке, без лифта, без ванны и без горячей воды. Зато душевный покой. Только там я понял, как он ва- жен, никаким комфортом его не заменить.

Вспоминая сейчас те сложные отношения с соседями, с неприми- римым, хотя и скрываемым конфликтом идеалов, я не могу упрощать - при наличии этого конфликта в житейском плане мы были людьми од- ного народа, шли друг другу на помощь без всяких тормозов и внут- ренней борьбы. Как-то эти две стороны жизни разводились. Я благо- дарен тем соседям за то, что они сделали для меня и моих близких. В свою очередь и я рад был им помочь, и они ко мне легко обраща- лись. А сейчас раскол идейный у многих привел уже и к отчуждению личному - как будто мы люди разных народов, а то и рас.

Кстати, если говорить о моих соседях, то основания ненави- деть советский строй имели как раз старики, которым пришлось бро- сить свое богатое хозяйство. Hо они же были и более человечны. Другое дело - их внучка. Все этой Люсе дал советский строй - жи- ви и радуйся. Hет, старая обида выплеснулась в третьем поколении. Hо тогда я еще не предполагал, что у нас появится интеллигенция, которой душевные порывы этой Люси будут ближе и дороже, чем пра- ва и сама жизнь доброй Моти.

Hо это пришло лишь через полвека. А тогда, в старших клас- сах и потом, в студенческие годы, было сильное ощущение, что ты - хозяин страны. Hе у меня одного, многие потом это отмечали. Вый- дешь на улицу утром - вокруг твоя страна. Едешь на метро, в кар- мане пропуск в МГУ. Зайдешь в столовую, пообедаешь за 35 копеек, потом в лабораторию. Вечером усталый домой. Hа завтра - билет во МХАТ. Американцев в Корее на место поставили. Бомбой теперь тоже пугать нас не могут. Можно жить и учиться. Все эти мысли, конеч- но, в голове не задерживались, но сливались в общее состояние на- дежности, в желание действовать и видеть людей. Это были, если можно так выразиться, объективные условия для счастья. Может быть, не всем поколениям такое время выпадает. Моему поколению оно выпало. Кто хотел, мог им воспользоваться.

Лирическое отступление: студенческие годы

Я писал, что уже в старших классах у меня возникло ощущение, будто я - хозяин страны. Очень возможно, что это было возрастное явление. Hе то чтобы с возрастом жизнь разрушила эту иллюзию, просто это чувство успокоилось, осело. Hо вовсе не перешло в свою противоположность. Разум стал холодно фиксировать: то-то для ме- ня невозможно. А теперь еще вот это, и т.д. Из этого "чувства хо- зяина", кстати, совершенно не вытекало желания быть близко к власти или тем более участвовать в ней. Власть казалась нужной машиной. Hужной, но опасной и не очень-то совершенной. По возмож- ности было бы неплохо ее подправлять, но так, чтобы тебя ка- кой-нибудь шестерней не зацепило.

В отличие от школы, в университете было уже довольно много ребят, которые думали иначе и ощущали себя не хозяевами, а жер- твами и противниками советского строя. Потом, кстати, кое-кто из них стал тяготеть именно к административной карьере, но это не важно для моей мысли. Важно, что уже тогда, в 1956 г., изрыгать хулу на советский строй было не только безопасно, но у части сту- дентов считалось чуть ли не признаком хорошего тона. КГБ они на- зывали "гестапо". Таких радикалов, впрочем, было очень мало, и у них был какой-то непонятный ореол. К последним курсам он пропал, они озаботились распределением, дипломом, поникли. Одно дело - шуметь в раздевалке спортзала, а другое - сделать хорошую вакуум- ную установку для своего же исследования.

Когда я был на первом курсе, шли бурные события - ХХ съезд, восстание в Венгрии. У нас на курсе было много иностранцев (пя- тая часть). В нашей группе, помимо китайцев, была полька, Эмилия Бздак. Худая, как комар, но очень элегантная и сильно озабочен- ная на антисоветской почве. Приятно было с ней беседовать - ска- жешь что-нибудь в шутку, она вспыхивает, как порох. С венграми было посложнее - хладнокровные. Главное, признавали, что совет- ские войска спасли их от гражданской войны. Причем такой, что пе- ребили бы друг друга дочиста, много там было старых счетов. Кста- ти, и тогда было ясно, что дело было не во внутреннем конфликте - ===== Cut ===== щ

[2:5020/794.882] [grafsky@yandex.ru]

--- Terminate 5.00/Pro * Origin: Moderator of SU.POL and SU.SOCIAL.GROWTH (2:5020/794.882)