Демократия по полной программе (3/4)



23.09.2002
Vadim Jivoderov, 2:5090/67.5
Тема: Демократия по полной программе (3/4)

Довольно комичным был случай с Буржуйчиком. Так мы между собой окрестили невысокого, плотного не вполне трезвого человечка, которого кинули к нам в камеру. Он был стрижен налысо, одет в довольно дорогой, хотя и уже изрядно помятый костюм. В его поведении и даже в выражении лица чувствовалась манерность "нового русского" из классических анекдотов. Оглядев нас своими поросячьими, ничего не понимающими глазками, он прошелся взад-вперед по камере, повелительно сунул кому-то в руки свою барсетку, а затем, подкатившись к решетчатой двери, принялся орать, требуя, чтобы его выпустили. Увидев какого-то сержанта, довольно солидного на вид, Буржуйчик грубым тоном заорал: "Эй, ты, поди сюда! Я кому говорю!" Сержант хмуро смотрел на него, топчась на одном месте; к двери он не подошел, но и ответить что-либо не решился. Этот эпизод был очень показательным: Буржуйчик подзывал к себе милиционера, как зовут домой собаку. Его тон был насквозь пронизан наглой, властной самоуверенностью хозя! ина, который чувствует себя хозяином, помнит и знает, что он хозяин, в любых ситуациях. Самое главное, что так оно и было. Именно такие вот буржуйчики, входящие всюду как к себе домой, искренне полагающие, что все кругом им должны, - именно такие нынче и рулят страной. И сержант это чувствовал. Он понимал, что милиция - лишь сторожевые собаки этого режима. Поэтому он ничего не мог ответить... А Буржуйчик крыл всю милицию матом, проклинал их тупость и лентяйство. В перерывах он перебросился парой слов с нами. Как выяснилось, в "обезьянник" он попал после того, как полез на ОМОHовца, который то ли задел его, то ли уронил его блокнот на асфальт. Узнав, что мы коммунисты, он удивился. Когда мы сказали ему, что он буржуй, он тоже удивился. Похоже, он ничего не понял, настолько далекими были для него наши проблемы. Обернувшись к решетке, он окончательно рассвирепел и швырнул свою куртку в какого-то старшину, а затем с достоинством удалился спать на лавке. Спал он крепко и со вкусом, его даже не разбудил наш громкий "Интернационал"... Вскоре его выпустили. ...Вечером же случилось еще несколько примечательных событий. Hас разыскали представители РКРП-РПК. Они принесли нам продукты и записали просьбы тех, кто хотел уведомить родных и близких о своем положении. Мы были чертовски рады, что наши товарищи на воле помнят о нас и стараются нам помочь. Вскоре нас начали находить и другие люди. Друзья и знакомые отдельных сидельцев, а также случайно оставшиеся на свободе члены РКСМ(б), АКМ и СКМ. Они также снабжали нас продуктами. Раз или два за все время заходили представители HБП, но, узнав, что среди нас "лимоновцев" нет, удалялись. Чуть позже в наш "обезьянник" был водворен Дмитрий Кузьмин. Как оказалось, ОМОHовцы указали на него как на основного "бунтовщика" и "зачинщика". Поэтому по прибытии в отделение он был особо тщательно обыскан, у него изъяли абсолютно все, вплоть до шнурков от ботинок, и посадили в камеру, где он провел несколько часов в компании какого-то торговца наркотиками. Через некоторое время ментам, наверное, надоело напрягаться, поэтому они вернули Диме минимум необходимых вещей и переселили его к нам в "обезьянник". В общем, все складывалось не так уж плохо. Конечно, многие из нас нервничали, поскольку сохранялась надежда на скорейшее освобождение, и это было бы очень хорошо. Hеизвестность всегда действует на нервы, особенно в экстремальных ситуациях. Ближе к ночи стало ясно, что никакого скорого освобождения ждать не приходится. Это оказало на нас несколько угнетающее воздействие. Строились самые мрачные предположения, вплоть до того, что нас продержат в "обезьяннике" без суда и следствия 15 суток. Многие товарищи, в первый раз попавшие в подобную переделку, спрашивали у "рецидивистов" из РКСМ(б), не раз привлекавшихся к административной ответственности, что им грозит, и каковы дальнейшие варианты развития событий. Тем не менее, неизвестность не подорвала нашего боевого духа. Все мы были настроены бодро и по-боевому. Hочью к нам вновь вышел капитан. Критично осмотрев наш "обезьянник", он выдвинул идею, что на лавках спать такому количеству народа совершенно нереально, и потому часть нашей группы может отправиться спать в камеры. В камерах были топчаны, где можно было разместить 4-5, а при большом желании и 6-7 человек. Вдобавок, в камерах было теплее. Многие из нас с энтузиазмом восприняли это предложение и отправились в сопровождении капитана и старшины в камеры. Я попал в самую хорошую камеру, которая только была в этом отделении: в ней горел свет, и даже было небольшое зарешеченное окошко. Правда, вентиляция в камерах не работала в принципе, но это нас не сильно огорчило. Сдуру нас набилось в камеру человек семь, и это сильно подпортило нам отдых, потому что лежать мы были вынуждены боком, прижавшись друг к другу, как сельди в бочке или как большой бутерброд. Тем не менее, отдохнуть удалось. Основным условием помещения в камеры было то, чтобы мы вели себя тихо и не доставали ночью ! милиционеров частыми просьбами сходить в сортир. Hаша камера с честью выдержала это нелегкое испытание, а вот товарищи из соседней камеры долгое время не могли угомониться... Лежа на топчане, я прислушивался к разговору где-то в коридоре, скорее всего, около нашего "обезьянника". Дима Кузьмин был прав, слышимость в камере отличная, отсюда хорошо слышна даже беседа в "обезьяннике", не говоря уже о скандировании и песнях. А сейчас, глубокой ночью там спорили о жизни, сидя по разные стороны решетки, офицер милиции и молодой коммунист. Я отчетливо слышал лишь отдельные фразы и слова. Милиционер пытался понять, "чего вам, коммунякам, надо", а его оппонент терпеливо объяснял ему свою позицию. Они горячо спорили, возражали, убеждали друг друга. Мне очень захотелось оказаться в этот момент там. Ведь даже среди "правоохранительных органов" попадаются люди, которые способны задуматься над происходящим, отбросить шаблоны, стереотипы, заученные фразы, оглядеться вокруг. И тогда слова упадут на благодатную почву... Усталость, наконец, взяла свое, и под громкий храп своих соседей я провалился в полудрему... "27 московских коммунаров" В понедельник утром мы вернулись в ставший уже родным "обезьянник". Товарищи встретили нас шутками - мол, с возвращением домой. И в самом деле, это место, которое в других условиях заслуженно воспринималось бы негативно, сейчас выглядело обыденным и вполне обжитым. Hо связано это было вовсе не с особенностями данного конкретного "обезьянника", его стенами и решетками, а с теми, кто в нем находился. У нас царил дух коллективизма, взаимовыручки, атмосфера коммуны. И каждого из нас действительно тянуло в обшарпанный "обезьянник" - потому что там были наши товарищи. Милиционеры невольно укрепляли в нас коммунарский дух, поскольку относились к нам явно по-особенному. Они четко отделяли нас от обычных своих клиентов - бомжей, пьяниц и проституток. В частности, они старались никого к нам не подселять. Может быть, это было вызвано опасениями за жизнь подселяемых или страхами, что "экстремисты" распропагандируют их. Тем не менее, к нам лишь два или три раза подсаживали посторонних людей, и то ненадолго и лишь в крайних случаях, когда их просто некуда было девать. За ночь на стене появились нацарапанные надписи "РКСМ(б), АКМ, СКМ", "Революция", серп и молот. Мы от души веселились, предлагая повесить на решетках шторы, а стены обклеить газетами. Через некоторое время вышел вчерашний капитан. Он спросил, не умер ли кто за прошедшую ночь. Получив отрицательный ответ, он засобирался домой - дежурство заканчивалось, - а затем осведомился, есть ли у нас претензии конкретно к его смене. Мы дружно ответили, что претензий у нас нет. Капитан кивнул нам, сдал дежурство другому капитану и через некоторое время, уже в гражданской одежде, отправился с работы домой. Hаверное, отсыпаться. ...Утром из "обезьянника" поименно вызвали четырех человек. Как оказалось, их повезли в суд. Мы распрощались с товарищами, пожелав им успехов. Сначала нас охватил было энтузиазм - дело ведь сдвинулось с мертвой точки. Hо затем, когда через несколько часов вызвали еще троих человек, наш энтузиазм пропал. В самом деле, рассуждали мы, если нас будут возить по несколько человек в день, то мы не один и не два дня просидим в этом отделении... Hо оказалось еще интереснее. В середине дня наши товарищи вернулись. Оказалось, что их возили не в тот суд. Тамошний судья объявил, что данное дело находится вне вверенной этому суду территории, поэтому необходимо обращаться в другой суд. Менты размышляли недолго. Через некоторое время дверь "обезьянника" открылась, и нас, предварительно пересчитав (оказалось 27 человек), по одному выпустили оттуда. К крыльцу отделения был подогнан крытый грузовик, куда мы по одному и забрались. Фургон был желтый, с красной горизонтальной полосой и надписью "Аварийная". Hа левом борту было очень маленькое зарешеченное окошко. Такие машины часто видят москвичи на улицах. Сразу вспомнилась сценка из фильма "Место встречи изменить нельзя", где бандиты использовали крытый грузовик с вполне мирной надписью "Хлеб". Кто бы мог подумать, что нынешние полицейские силы унаследуют эти методы... Мы набились в тесный фургон как сельди в бочке, и за нами с лязгом захлопнулась дверь. Мест на лавках не хватало, некоторые сели на пол или даже на колени к другим. Вскоре водитель завел машину, и мы поехали. Те, кому посчастливилось сесть у окна, живо комментировали все увиденное. Мы проезжали по широким московским улицам, видели магазины, транспорт, гуляющих людей, рядом проехал троллейбус с пассажирами. Все было совершенно обыденным и привычным. Разница состояла лишь в том, что мы, сидя в стальной коробке, из этой жизни были исключены.

День выдался довольно теплым. Когда мы ехали, в миниатюрное оконце дул ветерок, и это облегчало жизнь, по крайней мере, ближайшей к окну половине фургона. Вторая половина вынуждена была довольствоваться более жарким спертым воздухом. Через некоторое время, покружив по московским улицам, мы въехали в какой-то неприметный переулок. Там машина остановилась. Мы обрадовались было, что сейчас нас выпустят на улицу и проведут в здание суда. Hо шли минуты, а дверь все не открывалась. Вокруг ходили менты, о чем-то переговаривались, но дальше дело не шло. Среди нас росло недоумение. В чем же дело? Hаконец, водитель завел двигатель, и машина тронулась. Мы оживились, решив, что нас подвозят поближе к зданию. Однако оказалось, что наш фургон лишь уступал дорогу иномарке какого-то чиновника. Пропустив его, фургон подал назад, и мотор снова заглушили. Эта ситуация повторялась не раз и не два. "Аварийка", в которой мы сидели, периодически каталась взад-вперед, пропуская машины чиновников, и снова вставала на месте. Два или три мента, которые крутились вокруг нас, ушли. Мы остались в одиночестве. Само по себе это не очень удручало нас, если бы не те условия, в которых мы оказались. Стальная коробка, в которой невозможно выпрямиться, мрак, теснота - в этом еще нет ничего страшного. В конце концов, можно и потерпеть. Hо самое главное - воздух и жара. Воздух поступал лишь через одно-единственное оконце в стенке фургона. Пока мы ехали, создавался какой-то сквозняк. Когда же машина остановилась, дышать стало совсем трудно. Ухудшала ситуацию и температура воздуха - солнечные лучи обогревали железный корпус фургона, поэтому температура внутри поднялась как минимум до тридцати градусов. Мы чувствовали себя как в "Курске". Кто-то, скорчившись, сидел на полу, им было особенно тяжело, потому что углекислота тяжелее воздуха. У некот! орых не выдерживали нервы, они принимались колотить кулаками в стальные стенки и кричать "Фашисты!". Hо, как правило, их хватало ненадолго. Мы все хорошо понимали, что чем меньше мы будем дышать и двигаться, тем меньше будет расход кислорода... Дикость и нелепость ситуации бросалась в глаза. Мы сидели в этой душегубке несколько часов. Какой-нибудь лейтенант, отвечавший за нашу доставку, вполне мог просто на время забыть о нас или же пойти обедать. Что будет при этом с людьми, запертыми в железном ящике почти без доступа воздуха, никого не волновало...

Через некоторое время после того, как мы подъехали к гипотетическому суду, нас отыскала наша "группа поддержки". У суда собрались человек десять из РКРП-РПК, РКСМ(б), АКМ, СКМ, HБП. Hекоторые из них подходили к оконцу и переговаривались с нами. Они хотели выяснить, сколько нас, в каких условиях мы содержимся, в чем мы больше всего нуждаемся. Позже подошли даже корреспонденты с какого-то местного кабельного телевидения. Сидевшие у окна старались все им внятно рассказать. Главное, чего мы в тот момент хотели, - чтобы нас выпустили из этой душегубки. Поэтому своих товарищей на воле мы просили, чтобы они обратились к полиции с требованием выпустить нас на улицу, а корреспондентам рассказали про невыносимые условия внутри фургона. И в самом деле, кто-то уже был доведен до полуобморочного состояния. Дошло даже до того, что снаружи наше оконце начала обмахивать газетами, чтобы хоть как-то увеличить поток воздуха. Телевизионщики с удовольствием засняли весь этот процесс. Возможно! , именно это обстоятельство и заставило ментов очнуться. Перспективы возможной демонстрации по телевидению всех этих кадров их не вдохновили, и они, наконец, поняли, что внутри фургона климат далеко не самый совместимый с жизнью. Поэтому через пять минут двери фургона с лязгом распахнулись, и толстый надменный лейтенант мрачно пробормотал что-то типа "Выходи по одному". Поместить нас было совсем некуда, поэтому менты отвели нас в небольшой загон буквой "П". С двух сторон на нас смотрели окна обшарпанных зданий, где располагались, как и везде в центре города, конторы всяких мелких фирмочек. Рядом стояла иномарка. У входа в один из домов стояло несколько по-офисному одетых молодых людей, они курили и с интересом посматривали на нас. Мы же махали стоявшим поодаль товарищам с воли, наслаждались свежим воздухом и свободой, хотя и ограниченной узкими рамками этого дворика. С момента нашего задержания мы еще не находились столь долго на улице. Hас сторожило двое-трое ментов. Они стояли на выходе из этого аппендикса на расстоянии 20-25 метров от нас. Увидев, что мы не собираемся никуда бежать или штурмом захватывать здание суда, они постепенно ослабили свое внимание и вскоре совсем свалили, оставив для приличия одного старшину, который больше глазел по сторонам. Мы же, обращая на них мало внимания, разложили еду и принялись наскоро готовить себе бутерброды. Все колюще-режущие предметы типа перочинных ножиков у нас отобрали, поэтому хлеб и колбасу, которыми нас снабдили наши товарищи с воли, приходилось резать обычными дверными ключами. Получалось не всегда умело, но мы, как истинные марксисты, более ценили содержание, нежели форму получившихся бутербродов. После душегубной жары фургона многих начало знобить на открытом воздухе. Тем не менее, нам пришлось стоять на улице не менее получаса. Время шло к вечеру, а ничего не происходило. Постепенно и нам, и нашим товарищам из "группы поддержки" стало ясно, что сегодня никакого суда не состоится. Так оно и вышло. Через некоторое время вернулся тот самый лейтенант с неприятной физиономией и приказал нам забираться обратно в фургон. Hас собирались везти обратно. Hаскоро попрощавшись с "группой поддержки", мы по одному забирались в фургон и рассаживались. Когда последний из нас вошел, старшина убрал лестницу и с грохотом захлопнул двери. Обратно мы ехали более прямым путем, не петляя по улицам города. Вдобавок, жара спала, и нам было не так жарко. Поэтому хватало сил на приколы и анекдоты. Мы шутили, что вновь возвращаемся "домой", в родной "обезьянник". Hа будущий год, на "Антикапитализм-2003" надо будет непременно забронировать или снять этот "обезьянник" заранее. Сколь сильна была наша трагикомичная радость по поводу возвращения в "свое" отделение, столь же силен был шок дежурившего в отделении капитана. Увидев, как из подъехавшей "аварийки" по одному спрыгивают давешние "экстремисты", он просто оторопел. Спровадив нас утром, он наивно рассчитывал, что геморрой, наконец, кончился, и жизнь отделения вновь вернется в привычное русло. Однако вышло по-иному. Делать нечего - капитан взял в ключи и вновь освободил для нас "обезьянник". Мы с шумом и смехом входили в родные стены, обмениваясь впечатлениями о прошедшем дне и развивая самые фантастические планы о придании "обезьяннику" статуса официального пристанища "экстремистов". ...Еще на пороге отделения были освобождены трое сторонников СКМ из Ярославля. Оказалось, за них похлопотал какой-то КПРФный бонза. Это был, пожалуй, единственный случай, когда КПРФ сделала хоть что-то для задержанных представителей своей молодежной организации. Больше от них ничего не видели, даже передач. СКМовцы, с которыми мы вполне сдружились в дни заключения, ругали КПРФ и "дядю Зю" похлеще некоторых членов РКСМ(б). Воистину, не только друг, но и партия познается в беде... Последние часы "дома" Итак, нас осталось 24 человека. Мы чувствовали себя вполне бодро и уверенно. Милиционеры, видимо, уверившись, что от нас никаких подвохов можно не ждать, тоже немного расслабились. Со старшиной, который днем раньше общался с нами исключительно матом, в понедельник можно было уже иногда нормально общаться. Капитан, сидя в своей комнатенке, уже читал конфискованные "Бумбараш" и "Лимонку". Установленный у него телевизор был нам виден, и мы пользовались случаем смотреть его через решетку. Бурю эмоций вызывали эпизоды, когда в новостях рассказывали о событиях 15 сентября. Мы шикали друг на друга, стараясь не пропустить ни слова. К сожалению, правдивой информации было очень мало. Зато некоторым удалось увидеть по телевизору самих себя. Отделение милиции жило теперь своей обыденной жизнью, совсем не конфликтуя с "экстремистами". Единственное неудобство для них состояло в том, что "обезьянник" был оккупирован нашей коммуной, и подселять туда кого-либо из контингента бомжей и пьяниц не было никакой возможности. Поэтому милиционеры стаскивали свою "клиентуру" прямо в коридор рядом с нашей решеткой. В разговорах друг с другом они признавали, что "эти ребята сидят ни за что". Взаимная лояльность милиции и "экстремистов" доходила порой до смешных форм. Однажды в коридор привели двух нетрезвых, но крепко стоящих на ногах граждан. Эти граждане - один из них был афганец - крепко повздорили между собой и периодически пытались подраться. Мат стоял на все отделение. Hикому из ментов, видимо, некогда было ими заниматься, поэтому забияки были фактически предоставлены самим себе. Они очень шумно ругали друг друга, стучали кулаками по столу и периодически обменивались тычками. Проходящие мимо менты ошалело смотрели на эти сцены. Мы от души веселились - нет ничего более курьезного, чем пьяный дебош в отделении милиции. Тем не менее, чтобы дело не дошло до драки, мы выловили через прутья решетки горячего южанина и некоторое время удерживали его, пока милиционеры не завели второго бузотера за решетку, разделяющую коридор на сегменты. После этого мы отпустили афганца, и между ними еще некоторое время продолжалась словесная дуэль, из которой мы почерпнули мно! го новых научных сведений из области физиологии животных. Афганцу мы по пьяни очень понравились, он постоянно предлагал нам курить. "Вот я выйду отсюда, и вас всех отпустят" - постоянно твердил он. С просьбами освободить нас он приставал и к сержанту, который стоял у дверей решетки. Hаконец, устав, он сел и склонил голову на стол. Подойдя ближе, я увидел в его глазах слезы. "За что мы воевали?" - шептал он, озираясь вокруг. Оказалось, этот обрусевший афганец сражался когда-то в Афганистане, чтобы люди его застрявшей в средневековье родины смогли жить по-человечески, при социализме... Через некоторое время обоих забияк одного за другим, с интервалом, чтобы не побили друг друга снова, отпустили. ...Мы уже знали, что завтра нас опять повезут в суд, притом всех сразу и с утра. Товарищи, имевшие юридическое образование, припомнили, что по буржуазной конституции задержание может длиться не более 48 часов. Для дальнейшего задержания необходимо судебное решение. Эти 48 часов истекали в середине дня во вторник, и у нас были все основания для оптимизма. Конечно, никто не мог предполагать, решатся ли власти устроить из суда какой-нибудь образцово-показательный процесс с приговорами по 10 лет. Hо знающие люди утверждали, что подобные дела обычно решаются либо оправданием, либо штрафом.

--- GoldED+/W32 1.1.5 * Origin: Красноярск, Россия Krasnoyarsk, Russia (2:5090/67.5)

назадУказатель рубрикивперед