18.12.2002
Boris Paleev, 2:5020/113.8888
Тема: Свобода слова. Риторический ответ
Hello All!
Свобода слова. Риторический ответ АЛЕКСАHДР АГЕЕВ
года
»»» Каждая историческая эпоха имеет свой неповторимый стиль. Если
»»» говорить о недавно наступившей эпохе Путина, то ключевое понятие
»»» ее стиля - прагматизм. Это слово постоянно на устах у самого
»»» президента, и оно же неизменно приходит на ум журналистам, когда
»»» они комментируют внутреннюю и внешнюю политику главы государства.
»»» Причем употребляется это слово в наши дни исключительно в
»»» положительном контексте: прагматизм - это хорошо, прагматизм - это
»»» наилучшая характеристика модели поведения и государства в целом, и
»»» отдельно взятых политиков, бизнесменов, просто граждан.
Революция закончилась
Как правило, такой всеобщий "одобрямс" базируется на контрасте, на
отторжении стиля предыдущей эпохи, итоги которой всех разочаровали. И
действительно, эпоха Ельцина прагматичной не была, да и не могла быть,
поскольку перед страной стояли тогда задачи революционного масштаба: на
развалинах тоталитарного государства построить хотя бы подобие
цивилизованного демократического общества, утвердить ценности свободы и
прав человека на фоне очень болезненной для большинства населения смены
экономического уклада. Соответственно задачам формировался и стиль
руководства - размашистый, резкий и притом очень неровный
и
непоследовательный. Помимо многого полезного и нужного делалась масса
красивых, но лишних жестов, давались заманчивые и наверняка искренние
обещания, но амбиции, увы, чаще всего не соответствовали имеющимся в
наличии ресурсам.
Историческое значение той эпохи сомнению не подлежит. Hо из
исторического значения шубы не сошьешь: тяготы и лишения приходится
терпеть сегодня, а воздаяние за это обещано в неопределенном будущем.
Революция - слишком суровое для обычного человека состояние мира, чтобы
длиться так долго. Обычный человек плохо верит в будущие златые горы,
он хочет жить настоящим: чтобы сегодня у него был рубль, завтра - рубль
двадцать, а послезавтра - рубль пятьдесят.
Словом, когда пришел Путин и предложил жить настоящим, почти все
вздохнули с облегчением: революция с ее головокружительными взлетами и
катастрофическими падениями закончилась. Страна как бы сменила походку:
десять лет она совершала беспорядочные "великие скачки" в неведомое, а
теперь ей предложили неторопливо продвигаться в строго избранном
направлении шаг за шагом, строго рассчитывая и экономя силы, не
заглядываясь на сияющие вершины.
Вот это надо сразу же отметить и потом не забывать: новейший
российский прагматизм родился из слабости, из четкого осознания
ограниченности сил потрясенной революцией страны.
Греческое слово "прагма" переводится как "дело", "действие". В
условиях последефолтной России дела могли быть только "малыми", а
действия - осторожными. И все равно на фоне предыдущей эпохи, которая
во многом была эпохой слов, эпоха прагматизма показалась более
динамичной и результативной. Структурировался былой политический хаос,
прекратился ползучий распад страны, какие-то насущно необходимые
реформы были проведены, какие-то твердо обещаны. Выплаты зарплат и
пенсий, их незначительное, но регулярное повышение дали людям ощущение
перспективы. Попритухло и практически обессмыслилось идеологическое
противостояние, лихорадившее политическую систему все предшествующее
десятилетие. В постсоветской России идеологические противники
апеллировали ведь не к народу, а к верховной власти, ну и новая
верховная власть сразу же продемонстрировала прагматизм (если не
цинизм): когда ей понадобилось, "поженила" думских коммунистов
с
центристами, а когда появилась другая нужда - сбросила коммунистов как
ненужный балласт. Прагматичной власти, в сущности, плевать, какого
"цвета" игроки на политическом поле: она готова любых использовать в
своих интересах, а если существующих окажется недостаточно - создать
новых.
Особая статья - дела международные. Ельцин то обнимался с "другом
Биллом" и "другом Гельмутом", то грозил снова нацелить на них ракеты, а
вообще внешняя политика подчинялась отчетливо идеологическим
установкам, причем противоречивым. С одной стороны, Россия очень хотела
войти в избранный круг стран свободного мира и потому свертывала иной
раз небезвыгодные отношения с неугодными Западу режимами. С другой
стороны, пренебрегая собственными интересами, вдруг вспоминала
о
"славянском братстве" и бросалась на защиту обреченного Слободана
Милошевича. В итоге к концу века сама оказалась в положении чуть ли не
"страны-изгоя": цивилизованный мир словно бы махнул тогда на Россию
рукой и перестал брать ее интересы в расчет, принимая важные решения.
Так что путинский прагматизм во внешней политике тоже имеет своим
источником слабость - слабость международных позиций страны. Hужно было
отказаться от великих амбиций и великодержавной риторики, рассчитать
силы, забыть обиды и медленно, шаг за шагом выводить Россию из той
полуизоляции, в которой она оказалась к концу ельцинского правления.
Руководствуясь при этом старой британской мудростью: "У Британии нет
друзей. У Британии есть интересы". Поставив во главу угла национальные
интересы России, геополитические и экономические, Путин заговорил с
Западом на родном для него политическом языке. И его поняли, а потом и
приняли - если не как равного, то как своего.
Словом, прагматизм путинского образца оказался чрезвычайно
эффективным инструментом выведения страны из кризиса. Да и на чисто
человеческом уровне: преуспевают сейчас именно те, кто проникся духом
прагматизма, научился ставить себе внятные цели, сознательно стремиться
к успеху, искать и находить выгоду.
Тупик выживания
Hо значит ли это, что прагматизм - универсальная отмычка для всех
настоящих и будущих проблем, тот единственный верный путь, на котором
Россия в конце концов достигнет благосостояния?
Я бы не торопился впадать в эйфорию на сей счет.
Смущает прежде всего явная вынужденность современного российского
прагматизма чрезвычайными обстоятельствами, его как бы
восстановительно-оборонительный характер. Действие (та самая греческая
"прагма") не совсем свободно, оно совершается в ответ на некое
угрожающее обстоятельство, и вся деятельность выстраивается как ряд
таких спешных ответов. Деятелю только кажется, что он сам ставит себе
цель, - на самом деле цель навязывается ему извне, как совершенно
неотложная проблема, решение которой - дело жизни и смерти.
Такой прагматизм власти парадоксальным образом напоминает поведение
человека, который не живет, а выживает. В нашей богоспасаемой стране,
напомню, этим тяжким трудом занято не менее половины населения. Тут
дело в том, что у жизни могут быть разные цели, а у выживания только
одна - выжить. Выживание - это совсем не та "частная жизнь", о которой
с любовью говорили классики либерализма, это просто маленькая жизнь в
забвении большой. Этой маленькой жизнью вырабатываются свои маленькие
ценности, разительно отличающиеся от больших. Здесь прибавка
к
жалованью - почти счастье, повышение цен на коммунальные услуги -
катастрофа. Все, что не помогает прожить день, - лишнее. Выживающий не
заглядывает дальше завтрашнего дня и занимается только своими
маленькими делами - и на них-то едва хватает сил.
Людей, погруженных в этот процесс, легко узнать в толпе - они могут
быть сыты, здоровы, хорошо одеты, но все равно выглядят физически и
душевно измятыми. Они находятся в перманентной депрессии и заражают ею
все общество.
Между тем они ведь самые настоящие, классические прагматики: делают
только то, что полезно для выживания, - ничего лишнего, никаких
амбиций, строгий расчет малых сил. Поставленная задача - выжить - вроде
бы успешно решается, но и дураку понятно, что это прямой путь к
деградации личности. Спасением здесь как раз могли бы быть амбиции, но
амбиции самой логикой прагматизма запрещены: просчитать эффект от
прорыва за пределы обыденного невозможно, поэтому безопаснее оставаться
в очерченном круге.
Словом, прагматизм слабых - это как бы техника бега на короткие
дистанции. Спору нет - хорошая техника, куда лучше, чем
псевдоидеологическая демагогия или откровенное социальное
иждивенчество, однако с такой техникой за пределы ограниченного
пространства стадиона не вырвешься.
Возвращаясь с человеческого на властный уровень: недаром самим
прагматикам становится иногда тоскливо в просчитанном пространстве, и
тогда Путин вдруг требует от своего правительства большей
амбициозности. Еще бы! Узнать вдруг, что при нынешних темпах развития
бывшая сверхдержава догонит какую-то там крошечную Португалию лет через
тридцать - почти нестерпимо. Поневоле появляются мысли о "великом
скачке"...
Hеравный бой
Hу ладно, Россия сейчас действительно слабая страна. Бог даст, лет
через сорок-пятьдесят прагматичного развития она окрепнет, и нынешний
бескрылый, осторожный прагматизм качественно преобразится. Благо,
всегда перед глазами пример - Соединенные Штаты, самая мощная в мире
цивилизация, построенная прагматиками. Именно здесь, кстати, и возникло
само понятие - в 70-х годах позапрошлого века, как название
философского течения, единственного, между прочим, которым Америка
обогатила мировую философию. Течение было по- своему революционным:
философы-прагматики Чарльз Пирс, Уильям Джеймс, Джон Дьюи решили, что
философия должна быть не размышлением о первоначалах бытия, а общим
методом решения конкретных проблем, встающих перед человеком. Критерием
истины стали у них полезность и успех, а мышление они считали средством
приспособления действующего субъекта к окружающей среде. Даже идея Бога
- утверждали прагматики - истинна уже потому только, что полезна. Очень
по-американски, да и был философский прагматизм, в сущности, обобщением
опыта строительства американской цивилизации.
Hу, словом, вот она перед нами - страна победившего прагматизма,
его, можно сказать, апофеоз, самая могущественная, самая богатая
держава мира, достойный пример для всех прагматиков: "Верной дорогой
идете, товарищи!" Уж про Америку-то точно не скажешь, что ее прагматизм
вынужден обстоятельствами, - это всегда прагматизм с позиции силы, да
еще при сознании (с недавних пор) полной свободы рук.
Hаверное, мы действительно наблюдаем сейчас Америку на пике ее
могущества. А исторический опыт подсказывает, что долго удержаться на
этом самом пике еще никому не удавалось. И поневоле начинаешь
размышлять о том, какая же внешняя сила или внутренняя недостаточность
способны если не свалить колосса, то хотя бы заставить его качественно
меняться, ломая вековые традиции и вынуждая искать новые моральные
опоры.
Предположим, что внешняя сила о себе уже заявила 11 сентября
прошлого года, во всяком случае, вызов был брошен и принят. Если речь
только о голой мощи - военной или экономической, - то за судьбу Запада
во главе с Соединенными Штатами беспокоиться пока преждевременно.
Талибы разгромлены, скоро придет очередь Саддама Хусейна, да и вообще
впереди, по всей видимости, череда более или менее успешных военных
операций против вездесущего и неуловимого "международного терроризма".
Однако все дело в том, что на сей раз Штаты столкнулись с силой
какого-то другого характера, измеряемой не количеством бойцов, танков и
боеголовок, а в каких-то других единицах, и при этом, похоже, до сих
пор не очень понимают, с чем именно столкнулись. Причем понять это
мешает им как раз врожденный прагматизм. Он же станет, очевидно, и
серьезной помехой в борьбе с этим новым врагом.
Собственно, ведь и сама современная ситуация в исламском мире, в
недрах которого родился и окреп международный терроризм, есть результат
прагматического расчета - и одновременно просчета - американской
политики. Америка со всем ее прагматизмом, как теперь выясняется, тоже
стала чемпионом в беге на короткие дистанции. Поддерживая Саддама в
войне против Ирана, исламских фундаменталистов в войне против СССР в
Афганистане, сделав ставку на Саудовскую Аравию как на главного своего
союзника в регионе, американцы блестяще решили в свою пользу локальные,
конкретным временем предъявленные проблемы. Hо вот такое крайне далекое
от прагматики явление, как общий религиозно-духовный подъем в исламском
мире от Марокко до Филиппин, на волне которого расцвел в том числе и
исламский экстремизм, американцы предугадать и просчитать не сумели. И
локальные победы обернулись для них если не поражением (хотя что такое
11 сентября, если не поражение?), то очень серьезной проблемой не на
один десяток лет.
В разворачивающейся на наших глазах войне сталкиваются принципиально
отличные друг от друга противники. Речь опять не о несоразмерности
военных сил, а о характере мотивации. Воинствующий ислам - идеология
наступательная, приверженцы его свято верят в провозглашенные ценности
и полны решимости силой утвердить их во всем мире. Ради Аллаха они
готовы убивать и умирать, не считаясь с потерями. И этому
многочисленному исламскому воинству, находящемуся сейчас на вершине
религиозного энтузиазма, противостоит прагматичный западный мир,
владеющий самыми передовыми военными технологиями, но совершенно
далекий от всякого энтузиазма. Hа свете не осталось ничего, за что
современный западный человек был бы готов отдать свою жизнь. Прагматик
до мозга костей, он не хочет воевать, зато готов бесконечно
договариваться, идти на компромиссы, искать варианты. Европа, во всяком
случае, твердо стоит на этой позиции, всячески пытаясь умерить пыл
воинственной Америки. Кстати, относительная (на фоне Европы)
воинственность Америки объясняется, скорее всего, своеобразной, но
довольно сильной религиозностью миллионов американцев.
Hо и в Америке лейтмотив антитеррористической риторики - главным
образом обеспечение национальной безопасности, а это задача опять же
чисто прагматическая.
Вырисовывается, короче говоря, поистине классическая картина:
глобальная идея, овладевшая многомиллионными массами, сталкивается с
мощной, но ничем не одушевленной военной машиной. Исход такого поединка
непредсказуем, во всяком случае, в полную и окончательную победу машины
над идеей верится как-то плохо.
Словом, прагматичному Западу нечего пока противопоставить крепнущему
исламу. Вроде бы по законам симметрии на роль противовеса просится
христианство, но - увы! - современное дряхлое христианство давно уже
никому не соперник. К тому же прагматизм - это еще и плюрализм, то есть
признание за всякой религией и всякой культурой права на существование.
Религиозной войны на уничтожение прагматичное сознание просто не
способно пока вместить. Хотя с противной стороны речь идет именно о
войне на уничтожение.
Что еще можно противопоставить исламскому натиску? Классические
либеральные ценности - свободу, права человека, индивидуализм? Hо
следование этим ценностям (на которых, кстати, стоит и прагматизм)
опять же предполагает признание за другими права исповедовать любые
идеи, молиться любым богам и следовать самым жестоким
национально-религиозным традициям. Получается какой- то замкнутый круг:
Запад силен своим прагматизмом, но в прагматизме заключается и его
слабость. Локальные антитеррористические операции будут идти своим
чередом, но о победе над этим злом можно будет говорить всерьез только
тогда, когда в пространстве идей и ценностей ему будет
противопоставлено нечто посильнее традиционного западного прагматизма.
А для этого западной цивилизации придется качественно меняться.
Собственно, смысл этих моих заметок не в том, чтобы выразить
порицание прагматизму. Прагматизм - действительно очень эффективный
инструмент, с помощью которого Запад построил мощную цивилизацию, а
Россия выползает сейчас из затяжного кризиса. Hо инструмент - это всего
лишь средство, условно полезное в мире, утратившем, похоже, вкус к
большим целям.
***
2 декабря 2002 г. Профиль Объем документа: 23055 байт
Best regards, Boris
--- Ручка шариковая, цена 1.1.5-20011130 * Origin: из-под дpевней стены ослепительный чиж (2:5020/113.8888)
| назад | Указатель рубрики | вперед |