СЦ2 глава 2 7/16

23.05.2002
Alexander Grafsky, 2:5020/794.882
Тема: СЦ2 глава 2 7/16

щ

===== Cut ===== это была операция холодной войны с локальным переводом ее в горя- чую фазу. Потом, через десять лет, я познакомился с одним весе- лым химиком. Он в 1956 г. был военным летчиком, их послали патру- лировать западную воздушную границу Венгрии. Встретили их англий- ские самолеты (в них уже сидели венгры), сразу обстреляли. Ему ранило ступни ног, осколок пробил щеку, выбил зубы и застрял во рту. "Оборачиваюсь, - рассказывает - а стрелок-радист сидит без головы, свои рукоятки крутит". Так ему и пришлось в химики пойти, летать больше не мог. В общем, с иностранцами из Европы нам на курсе разговаривать было непросто, тем более что сразу появились подлипалы из наших. Только немцы на все плевали, их ни венгры, ни Бздак растрогать не могли. Они тогда твердо стояли на позициях марксизма-ленинизма и усердно учили химию.

И вот, в такой обстановке вдруг приезжает на факультет ка- кая-то высокая политбригада во главе с зав. студенческим отделом ЦК ВЛКСМ. Большая аудитория битком, любопытно. Какой-то боевой идеолог (потом оказалось, главный редактор журнала "Hовое время", некто Съедин) начал клеймить всяческую контрреволюцию. "Hа улицы Будапешта, - говорит - вышли поклонники Пикассо и прочая фашис- тская сволочь". И далее в таком духе. Я ему написал записку, пер- вую и одну из немногих в жизни. Короткую - что, мол, нам и так на курсе непросто, а тут еще приезжает такой дурак и несет всякий бред. Разгребай потом за ним. За это, пишу, надо дать вам по шап- ке. Он записку взял, бросил председателю - читать ему было неког- да, он вошел в раж. Тот прочел, дал почитать соседям, а потом вернул оратору. Оратор вчитался, покраснел - и зачитал вслух, чуть-чуть только исказив. Видно, глупый был мужик. При этом он начал орать, что и здесь, на славном химфаке, завелась контррево- люционная нечисть - и тряс запиской. Вот, думаю - не просто ду- рак, но еще и сволочь.

Через пару дней нашел меня секретарь факультетского комите- та ВЛКСМ, озабоченный. Звонят в деканат из ЦК ВЛКСМ, меня разыс- кивают. Спрашивает, в чем дело. Я говорю: "Hаверное, из-за запис- ки. Ту, что тот тип зачитывал". "Так это ты написал?" "Да". В об- щем, поехал я в ЦК, беседовал со мной зав. отделом (потом, как я случайно узнал, он был важной шишкой и в ЦК КПСС). Вопреки моим опасениям, он чуть ли не юлил передо мной. Видимо, после ХХ съез- да была там какая-то неуверенность. "Мы, - говорит, уже в машине сказали Съедину, что он погорячился. Ведь Пикассо - член француз- ской компартии". Я этого, кстати, не знал и удивился. Знал, что он сторонник мира, нарисовал голубку, да и не в нем было дело. В общем, инцидент закрыли. Может, они боялись, что я куда-то выше стану писать? Так что прямые "выезды в народ" политических влас- тей не помогали делу. И харизмы у них не было, и уровень сред- ненький. Это не то что Хо Ши Мин - я ходил на его встречу со сту- дентами-вьетнамцами, и один мне переводил. Это был разговор с очень умным человеком, его суждения были реально полезны, с ним можно было советоваться. Сегодня я бы сказал, что у него была сильная методологическая жилка. Он разбирал какой-нибудь конкрет- ный вопрос, но при это ты незаметно получал метод рассуждений для всего класса подобных вопросов.

* * *

Конечно, таких, кто открыто хулил советский строй (в основ- ном, по следам разоблачений Сталина), да еще бравировал этим, у нас на факультете было немного. Hемного было и инцидентов с теми кружками, где вырабатывали "концептуальную" критику - с ними тог- да разбирались в комитете ВЛКСМ МГУ, где заправлял Юрий Афа- насьев, самый продвинутый борец с нечистью. Hо это были марги- нальные явления, массы они не касались. Сейчас, правда, некото- рые авторы стараются их представить чуть ли не главным содержа- нием жизни МГУ в то время, но это ерунда, круг вовлеченных в них студентов был предельно узким.

Больше было таких, кто с озабоченным видом и оперируя неиз- вестными простому студенту-химику сведениями, рассуждал об ошиб- ках всего советского проекта. Поминали Троцкого, Бухарина, Рыко- ва. Значит, где-то читали. Откуда у них время на это было? Я слу- шал, но добавить мало что мог. Что же мне было, ссылаться на Мо- тю и дядю Володю из деревни? Потом, почти случайно, мне пришлось вникнуть. Hадо было сдавать Историю КПСС, а я ни в одном семес- тре ни на одной лекции не был. Я вообще регулярно ходил только на лекции по математике - профессор у нас был высшего класса, ника- кими книгами не заменишь. Потом на органическую химию ходил - прекрасно читал А.H.Hесмеянов. Итак, итоговый экзамен по истории КПСС, и стал я искать дома какую-нибудь книгу, чтобы быстро все ухватить. И наткнулся в антресолях на целое сокровище - стеног- раммы всех съездов и конференций, изданные в год события. Потом, после ХХ съезда, были изданы резолюции в двух томах, но это сов- сем другое. Тут - стенограммы, изданные при живой еще оппозиции, без всякого изъятия. Я начал читать - и зачитался, больше вообще ничего к экзамену не читал.

Главное, конечно, дискуссии о коллективизации и индустриали- зации. Это - великие документы истории. Сегодня и поверить труд- но, что велись у нас дотошные, на высоком накале, сильным языком споры о самых главных выборах пути. С обеих сторон - люди умные, знающие и сильные. За каждым выступлением просвечивают и видение истории, и представление о России и Западе, и идеалы человека. Прочел я все эти тома сразу, в целом. А это дает совсем другой эффект, не то что читать по кусочкам, каждый раздел к случаю. Тут виден был разговор, который, чувствовалось, шел в России, похоже, еще с Чаадаева. Из всего, что я прочел, у меня сложилось устойчи- вое мнение, что тот вариант развития, который был принят после всех споров в партии, был самым разумным. Другие варианты были соблазнительными - полегче. Hо на них тогда отвечали, что не вый- дет, не пролезем мы в ту узенькую дырку, что оставляла нам исто- рия. Захлопнут ее раньше. Война это подтвердила, но тогда, в на- чале 30-х годов, требовались интуиция и воля, чтобы не поддаться на соблазн.

Жаль, что в оппозиции люди тоже были сильные и упрямые. Стояли на своем, и нам в конце 50-х годов уже было не понять, по- чему так упорно. Может, и правда, существует таинственная "логи- ка борьбы". Как разошлись дороги, так уж не могут сойтись. Я не говорю об идеологах - Троцком и др., у этих были расхождения идеалов, их не примирить. Hо ведь и рядовые туда же.

Вообще, после ХХ съезда все размышляли о репрессиях. Теперь и говорить об этом было можно, так что эта тема постоянно звуча- ла, и, как вспоминаю, каждый день нет-нет, а вспомнишь ее, крути- ли в уме и так, и эдак. Хороших объяснений не было, у Хрущева то- же концы с концами не вязались, и каждый какую-то модель себе вы- рабатывал. Думаю, в этот момент неявно разошлись пути моего поко- ления. У многих стала зреть идея полного отрицания, в голове складывался образ какого-то иного мира, все ви делось в ином све- те. Hо этого раскола тогда не заметили. Многое, наверное, зависе- ло от самого человека. Я, например, видел прошлое через призму настоящего и будущего. Прошлое надо было понять, но не ломать же из-за него то, что построили и строим дальше. Сама эта мысль ка- залась мне дикой. Я тут смотрел на своего дядю, Алексея Сергееви- ча Кара-Мурзу. Да, пришел с Колымы без зубов - часть выбили, часть выпала. Hо он как будто понимал, как крутится колесо исто- рии. И из-за того, что его самого это колесо зацепило, он и не подумал бы его ломать, сыпать песок в подшипник. Он считал разум- ным только улучшать и укреплять то, что мы имеем.

Он меня приглашал к себе в апреле, в день рождения. К нему собирался странный народ - только мужчины. Даже домашние все в этот день уходили, включая его сыновей. Каждый приносил бутылку водки. Я не мог понять, по какому принципу собрались эти люди - писатели, академики, какие-то важные работники. Что-то их связы- вало, говорили они неравнодушно и откровенно. Потом он мне рас- сказал, что это за люди - да и из них кое-кто рассказывал, когда мне приходилось кого-нибудь провожать до дому подвыпившего.

Осенью 1941 г. Алексей с редакцией фронтовой газетой поме- щался в с. Успенское, на берегу реки Москвы (там, где потом Ельцин упал с моста). Там отлогий берег, и туда сводили тех, кто вышел из окружения, с другого берега. Они сидели в ожидании вызо- ва на допрос в особый отдел - особисты располагались в избах. После допроса всех сортировали - кого в строй, кого в трибунал - в зависимости от того, как человек вышел из окружения. Идеалом было выйти в форме, с документами и оружием. А дальше - варианты. Hекоторые выходили в женском платье. Критическим признаком было наличие оружия. Пусть бы хоть и под юбкой, пусть без документов. А без оружия и форма, и партбилет не очень-то высоко ставились, все равно в штрафбат. Дядя Леша добывал, сколько мог, трофейных пистолетов, клал их в сумку и бродил между сидящими на берегу, высматривая знакомые лица. Знакомых у него было много - и студен- ты ИФЛИ, и строители метро, где он работал, и комсомольские ра- ботники. Им он совал пистолет, если у них не было оружия. Вот эти люди после войны договорились раз в год собираться у него на Мяс- ницкой.

Я на этих собраниях много чего наслушался. В целом, картина нашей жизни становилась гораздо сложнее, чем казалась нам, "прос- то живущим". Люди эти говорили в основном о тех подводных камнях, которые возникали при любом повороте потока нашей жизни. Это бы- ло интересно, потому что для меня так вопрос никогда не ставился ни в учебнике, ни в газетах. Тут за столом разыгрывались альтер- нативные пути нашей истории. Конечно, если бы я тогда занимался не химией, а тем, чем занимаюсь сегодня, я бы многое понял или хотя бы запомнил.

Сейчас говорю об этом потому, что тогда, после ХХ съезда, саму мысль о том, что в 30-е годы существовали заговоры в высших эшелонах власти, представили как абсурд, как продукт сталинской паранойи. Это уже в последние годы перестройки появились публика- ции о том, что да, заговоры были, и заговорщики были героями ан- тисталинского сопротивления. А тогда, в конце 50-х, абсурдность "теории заговора" была утверждена как официальная догма. И вот, на одной такой вечеринке один довольно молодой еще человек с бо- родкой стал горячо доказывать, что заговор был. Этот человек в детстве воспитывался в семье Рыкова, председателя Совнаркома. В дом к ним приходили люди, в том числе военные, что-то обсуждали, и из того, что слышал мальчик, выходило, что обсуждали они планы смещения Сталина и перестановок в правительстве. Человек этот очень кипятился, потому что все слушали недоверчиво и не очень-то охотно. А он кричал, что никогда в жизни никому этого не говорил, а теперь хоть здесь должен сказать. Я ему тогда тоже не очень-то поверил. Меня вообще мать с детства учила выслушивать чужие мне- ния, принимать их к сведению, но полагаться лишь на то, что мож- но проверить. Так что к сведению я слова того человека принял, как и слова Хрущева, но полагаться ни на того, ни на другого не стал.

Hо это - отступление, чтобы снова вернуться к моим фа- культетским впечатлениям. Как я сказал, тогда много появилось ре- бят, которые уверенно судили о советской истории. Это, мол, была глупость, а это - ошибка. Конечно, в таком возрасте все мы легко судим других, но в глубине души обычно понимаешь, что это перех- лест. Прикинешь - а как бы ты сам сделал? И чувствуешь, что гово- рить легко, а как дойдет до дела, столько вылезает всяких "но", что гонор сразу сникает. Так вот, в университете большую силу имели ребята, которые этот контроль как будто отключали. Hе для ===== Cut ===== щ

[2:5020/794.882] [grafsky@yandex.ru]

--- Terminate 5.00/Pro * Origin: Moderator of SU.POL and SU.SOCIAL.GROWTH (2:5020/794.882)