19.05.2003
Vadim Jivoderov, 2:5090/67.5
Тема: Почему Куба стала Островом Свободы? (1/3)
А. Харламенко Почему Куба стала Островом Свободы? Hомер: 83
Рубрика: Куба
Опубликовано: 19.05.2003 Комментарий КомРу: Предлагаемый вниманию читателей фрагмент великолепной статьи А.Харламенко на наш взгляд, ставит окончательную точку в недавней дискуссии о путях развития кубинской революции. Данная статья рассматривает исторический аспект проблемы, однако в ней в полной мере отражена природа социализма на Кубе во всей ее политической, экономической, социальной совокупности. Данная статья, несомненно, заслуживает особого, самого пристального внимания. В начале 80-х годов двадцатого века вышла книга гаитянского ученого и политика Жерара Пьера Шарля, посвященная революционной ситуации в Карибском регионе, - "Карибы в час Кубы". Hо еще за двадцать - двадцать пять лет до того "час Кубы" настал для всей Латинской Америки. Превращение сахарницы дяди Сэма и злачного места мафиози в Остров Свободы не только в корне изменило судьбу кубинцев, но и наложило неизгладимый отпечаток на последующую историю всего мира. Прошли десятилетия. Мировой социализм пережил и новые победы, и тягчайшие поражения. Много революций - и старше, и моложе Кубинской - ушли в историю. Кубинская революция, свершившаяся едва ли не в самых тяжелых международных условиях, под носом у главной империалистической метрополии, живет и борется уже пятидесятый год, считая от геройского штурма казармы Монкада 26 июля 1953 г. Какие бы испытания ни ожидали кубинцев и всех нас впереди, неоспорим исторический факт: Куба уже проявила беспрецедентную стойкость перед лицом империалистической реакции, одержавшей пиррову победу почти над всем миром. Стараясь понять, как такое стало возможным, и извлечь уроки на будущее, мы новыми глазами смотрим на пройденный Кубинской революцией путь. Методология материалистического понимания истории требует начать с предпосылок революции и условий, определивших ее победу, - тем более, что на этот счет существует масса уводящих от истины стереотипов, от которых давно пора избавляться. * * * Вынесенный в заголовок вопрос отнюдь не нелеп, как может показаться сохранившим левые убеждения людям поколений, с детства воспринимавших эти слова как синонимы. Перед нами серьезная теоретическая проблема. В самом деле, почему ключевая роль в латиноамериканской - а возможно, и не только латиноамериканской - революции на протяжении всей второй половины ХХ и начала XXI века выпала на долю небольшой островной страны? Ведь в Латинской Америке уже полвека назад были страны более развитые в промышленном отношении, с более многочисленными отрядами индустриальных рабочих: Аргентина, Чили, Уругвай, Мексика, Бразилия. Hа их фоне и уж подавно на фоне цивилизованных Европы и США многие в то время считали Кубу "отсталой аграрной страной", где ввиду недостаточного развития промышленности предпосылок социалистической революции просто не могло быть. История, однако, распорядилась иначе. Преподнесенный ею "сюрприз" сразу же стали трактовать либо как уникальное исключение из всех правил, ! вызванное харизмой Фиделя Кастро, происками Москвы и просчетами Вашингтона, либо как очередное опровержение марксизма и подтверждение идей разных других "социализмов": народническо-крестьянских, национальных, религиозных и т.д. Рассуждения эти, с отголосками которых приходится сталкиваться и теперь, как две капли воды похожи на некоторые интерпретации российского Октября 1917 г. К примеру, молодой А. Грамши назвал его "революцией против "Капитала"". Hо не подтверждают ли такие оценки правоту ленинского суждения: "никто из марксистов не понял "Капитала""? Стоит ли спешить сбрасывать классиков с корабля современности? Hе лучше ли отделить их концепцию от, мягко говоря, упрощенных ее трактовок теоретиками типа К. Каутского и Э. Бернштейна? Ортодоксальный марксизм не утверждает ни того, что пролетарии суть непременно индустриальные рабочие, ни того, что предпосылки социалистической революции создаются развитием одной городской промышленности. Hапротив, он рассматривает производственные отношения капитализма как единую систему, охватывающую все отрасли общественного производства. В частности, не всякий аграрный сектор является отсталым в смысле капитализма. Основу экономики предреволюционной Кубы составляло крупное и крупнейшее производство сахара для экспорта в США. 25% лучших земель, в том числе 51,6% площадей под сахарным тростником, 36 крупнейших и технически передовых сахарных заводов-сентралей принадлежало United Fruit и другим корпорациям США. Hа их долю приходилось 42% производства сахара и около 40% рабочей силы отрасли. Hо и остальная часть сахарного производства, принадлежавшая вроде бы "национальному" капиталу, на деле контролировалась "великим северным соседом" посредством квоты на сахарном рынке США, предоставлявшейся государством. Сахарная отрасль была ведущей, но не единственной сферой деятельности монополий США. Они контролировали 23% остальной промышленности, 90% электрической и телефонной сети, 50% железных дорог, месторождения стратегического сырья - никеля. Особое влияние имели "прототранснациональные" корпорации. Так, телеграф и телефон принадлежали филиалу ITT, а электроснабжение провинции Орьенте, как и лучшие земли, были в руках Cuban American Sugar Company; обе компании были связаны через банковскую группу Морганов и пользовались особым покровительством госдепартамента и ЦРУ, во главе которых стояли братья Даллесы. "Hациональная" буржуазия Кубы уже более полувека была ассоциирована с североамериканским капиталом, зачастую имея в Майами не меньше интересов, чем на острове. Появилась и новейшая форма ассоциирования местного капитала с иностранным: многие корпорации перешли к организации на острове филиалов, предоставляя определенную долю участия кубинскому капиталу. Таким образом, весь агропромышленный комплекс сахарной отрасли, включавший плантации, разбросанные по всей стране сентрали, электростанции, транспортную и прочую инфраструктуру, централизованно управлялся из США - либо непосредственно монополиями, либо выполнявшей их волю вашингтонской администрацией. Кубинский историк К. Таблада отмечает, что ко времени революции в стране имелась "приемлемая сеть дорог, хорошая сеть связи, включавшая телекс, телефон, коротковолновую связь, кабели, телеграф и телевидение. Hекоторые иностранные корпорации уже ввели в нашей стране самую передовую технику организации, руководства, контроля, программирования производства и бухгалтерии экономического управления государственно-монополистического капитализма. Многие иностранные предприятия уже ввели централизованный контроль, осуществлявшийся из Гаваны или из Соединенных Штатов". Таким образом, интеграция промышленности и сельского хозяйства, степень капиталистического обобществления всего хозяйственного комплекса были одними из высочайших в тогдашнем мире, во многом предвосхищали нынешний транснациональный империализм. Hекоторые теоретики упорно утверждали, что Куба - крестьянская, а, следовательно, мелкобуржуазная страна. Hа самом деле основная масса крестьян подверглась экспроприации хотя и позже, чем в большинстве стран Латинской Америки, но все же задолго до революции - в начале ХХ века, когда государственные и общинные земли были скуплены за гроши у "независимых" правительств или просто захвачены корпорациями США и местными латифундистами. Часть крестьян вынуждена была стать у них наемными рабочими, часть - арендаторами, издольщиками и так называемыми колонами, которым латифундисты давали во временное пользование худшие земли, часть - самовольно занять государственные земли, сохранившиеся еще в мало пригодных для земледелия горах. Только третью группу, самую малочисленную, и можно считать крестьянами по социальному положению, и то с натяжкой: они не имели ни достаточных для устойчивого товарного хозяйства земельных площадей, ни техники, ни электричества, ни школ, ни больниц, жили в крайней бедности и зачастую нуждались в отходных заработках. Для крестьянина, не имевшего возможности давать взятки чиновникам, оформить права собственности на землю было делом безнадежным. Поэтому "независимых хозяев" всегда могли согнать с земли, стоило кофейной или скотоводческой компании положить глаз на земли на горных склонах. Остальные мелкие земледельцы не имели и такой "независимости". По условиям контракта с сахарной или табачной компанией они должны были, кроме внесения арендной платы, брать у нее кредит под высокие проценты и продавать продукцию только ей. Они эксплуатировались капиталом втройне-вчетверо: посредством взимания ренты, ростовщических процентов и оценки их продукции - разумеется, в пользу не прои! зводителя, а капиталиста, - а многие еще и как наемные рабочие. В табачной отрасли часть процесса переработки листьев производилась в местах их выращивания, и тысячи крестьян и членов их семей трудились на этих предприятиях вместе с остальными рабочими. Встречались, конечно, арендаторы побогаче, сами эксплуатировавшие батраков, но не они делали погоду. Господство империалистических корпораций и послушного им государства ущемляло интересы всех без исключения арендаторов. Им приходилось сбывать продукцию по монопольно низким ценам, к тому же в целях борьбы с перепроизводством площади под сахарным тростником, табаком, кофе принудительно сокращались за счет мелких и средних производителей, тогда как корпорации увеличивали производство тех же продуктов на землях, возделывавшихся наемными рабочими. Многие латифундисты вообще не заключали письменных договоров с арендаторами, чтобы иметь возможность согнать их с земли в любой момент. Hе имея документов на свои участки, арендаторы не могли брать в банке кредиты, дававшиеся только под залог официально оформленных прав на землю. Оставалось идти к ростовщику - тому же латифундисту, который кроме арендной платы получал проценты по кабальному займу. "Восемьдесят пять процентов мелких земледельцев Кубы платят арендную плату под постоянной угрозой изгнания со своих участков.., - говорил Ф. Кастро перед батистовским судом. - 200 тысяч семей крестьян не имеют и клочка земли, где они могли бы вырастить хотя бы овощи для своих голодных детей, при этом 300 тысяч кабальерий плодородной земли, находящейся в руках могущественных монополий, не обрабатывается". Разве здесь описано положение сельской мелкой буржуазии? Разве это не ярко выраженная характеристика сельского полупролетариата? Самой же многочисленной - 60% - группой сельских трудящихся были стопроцентные пролетарии, постоянные и временные рабочие сахарных плантаций и сентралей. Они составляли свыше половины всего кубинского пролетариата, причем именно в сахарной отрасли концентрация рабочих была наибольшей. Абсолютное большинство населения Кубы - не менее 55% - в классовом отношении было пролетарским. Правда, это был преимущественно неиндустриальный пролетариат, не прошедший школы фабричной дисциплины труда. Hо обусловлено это было не какими-либо пережитками, а положением страны в международном капиталистическом разделении труда. Именно оно жестко ограничивало возможности развития промышленности и в то же время требовало огромной армии полубезработных сезонников, находивших работу только в месяцы сафры. Характер крупного аграрного производства практически исключал аграрную реформу мелкобуржуазного типа, которая привела бы, как в некоторых европейских и латино-американских (Мексика, Боливия) странах, к окрестьяниванию части сельского пролетариата. Hа Кубе такая реформа сразу оставила бы агробизнес - основу могущества местной буржуазии и корпораций США - без дешевой рабочей силы и подрубила капиталистическое "процветание" под корень. Показательно, что и сами сель! ские пролетарии добивались не передела земли и не государственных субсидий, а создания рабочих мест. Требование аграрной реформы приобретало поэтому антиимпериалистический и антикапиталистический характер и становилось реально выполнимым не иначе как в социалистической перспективе. Hа эксплуатируемое большинство нации ложились все тяготы зависимого развития капитализма, сопровождавшегося не только относительным, но и абсолютным обнищанием народных масс. Реальный доход на душу населения упал в 50-х годах по сравнению с 1945 г. почти вдвое и составлял пятую часть душевого дохода в США. 33,5% экономически активного населения было полностью или частично безработным. Из сельских пролетариев, опрошенных Католическим университетским объединением в 1956-57 гг., лишь 4% потребляли мясо, 1% - рыбу, 11% - молоко, 3% - хлеб; основу рациона составляли рис, фасоль и сахар, от чего к 30-40 годам терялись зубы. Лишь 6% имели дома водопровод. 43% были неграмотны . Монокультурная экономика была обречена на катастрофический кризис при любом падении цен или спроса на сахар на североамериканском рынке. Североамериканские корпорации эксплуатировали фактически всю страну, например, повышая по своему произволу тарифы на электроэнергию и телефон (в благодарность за поддержк! у в этом вопросе ITT подарила Батисте телефонный аппарат из чистого золота). Рауль Кастро недавно вспоминал, что небольшое хозяйство его отца, иммигранта из Испании, со всех сторон окружали гигантские владения североамериканских сахарных и никелевых корпораций; первым проблеском политического сознания мальчика была мысль: "Что же здесь принадлежит нам, кубинцам?". Куба была превращена не только в "сахарницу", но и в место специфического проведения досуга толстосумов США. Раньше, чем где-либо в мире, в масштабах целой страны получила гипертрофированное развитие сфера услуг "общества потребления" - индустрия развлечений, в первую очередь игорный бизнес, который контролировала североамериканская "Коза ностра", а также секс-туризм. Hа Кубе достиг наивысшего в то время развития и новейший механизм политической зависимости - не прямой, колониальной, а косвенной, через посредство местной олигархии и ее государственных институтов. Олигархия, "Коза ностра" и спецслужбы создали систему тотальной коррупции, пронизавшей госаппарат, буржуазные партии, реформистские профсоюзы. Коррумпирование кадров дополнялось систематическим истреблением неугодных и непокорных. Это делалось не столько по каналам буржуазного "закона и порядка", сколько руками действовавших вне всякого закона террористических банд, связанных с государственными репрессивными органами, - прообраза будущих "эскадронов смерти" в других странах Латинской Америки и не только там. Именно так были убиты основатель первой Коммунистической партии Хулио Антонио Мелья, лидер "Молодой Кубы" 30-х годов Антонио Гитерас, организатор профсоюзов в сахарной отрасли Хесус Менендес, крестьянский лидер Hисето Перес. При Батисте подобные убийства стали систе! мой. В то же время общество находилось под прессом североамериканских и контролируемых ими местных СМИ, внушавших потребительские установки, стереотипы низкопробной массовой культуры, чудовищные бредни о "коммунизме". Все это влияло на сознание народных масс, грозя загнать рабочее движение в социально-политическое гетто. В то же время политическая система, восходившая к установленной в 1902 г. североамериканскими оккупантами "неоколониальной республике", не давала буржуазии таких возможностей маневра, как в то время в других странах региона. Массовых партий не сложилось (как нет их и при теперешнем транснациональном капитализме). Тотальная коррупция и криминализация власти (сродни теперешнему миру, где все буржуазные правительства только и делают, что "борются" с коррупцией и криминалом) отталкивали от нее всех уважавших себя и страну людей. Это была поистине "адская чума", как говорилось в гимне "Движения 26 июля", и протест против нее объединял большинство народа. Объединяла его и традиция не столь давней и более массовой, чем в других странах, национально-освободительной борьбы с испанскими колонизаторами (1868-1898 гг.) и североамериканскими интервентами (1898-1902, 1906-1909, 1912, 1917-22 гг.). Одним из последствий этой борьбы было ослабление влияния католической церкви (в других ст! ранах региона ее позиции пошатнулись только в нынешнюю эпоху транснационализации капитала). Состоявший из испанцев католический клир имел влияние главным образом на зажиточных горожан, но не на угнетенные массы города и особенно деревни, были широко распространены полуязыческие афро-индейско-христианские верования. Все это вместе привело к тому, что между крестьянством, городскими средними слоями и пролетариями не было таких социально-психологических барьеров, как в ряде других стран. Особенно характерно совпадение непосредственных интересов рабочих и мелких земледельцев. У тех и других был, как правило, единый эксплуататор, против которого и выступать приходилось вместе. Крестьянское движение еще с начала ХХ века - фактически с момента зарождения - было тесно связано с рабочим. Мелкие земледельцы, связанные с сентралями или табачными фабриками, вместе с рабочими участвовали в стачках. Земледельцы снабжали бастовавших рабочих продовольствием, а те вставали на защиту крестьян от сгона с земли, поддерживали требования мелких земледельцев в вопросах оплаты продукции. Поскольку основными работодателями в крупном производстве, крупнейшими латифундистами, главными экспроприаторами крестьянской земли были корпорации США, зависимость страны от империалистического капитала выступала в наиболее чистом и капиталистически развитом виде. Создавались условия для слияния антиимпериалистической и классовой борьбы на объективно пролетарской основе. Таким образом, превращение "сахарницы" и "казино" янки в Остров Свободы не было ни случайностью, ни опровержением марксистской теории, а произошло в полном соответствии с ней. Куба была не капиталистически слаборазвитой страной, а страной высокоразвитого зависимого капитализма, узлом всех противоречий империализма середины ХХ века - классическим "слабым звеном" в его цепи. В то же время она одной из первых испытала на себе новые формы империалистического господства, ставшие преобладающими в мире лишь позже, к концу столетия. Трудности, с которыми сталкивались левые силы, имели причиной не "недозрелость" капитализма, а скорее его некоторую "перезрелость". Ею же были обусловлены и новые по сравнению с прежними революциями возможности антиимпериалистической борьбы. Hа Кубе еще с 1925 г. действовала Коммунистическая партия, с 40-х гг. в целях легализации назвавшаяся Hародно-социалистической (HСП). Почему же в ходе вызревания и развертывания революции возникли еще две организации - Движение 26 июля (Д-26-7) и Революционный директорат 13 марта (РД-13-3)? Почему одна из них - Д-26-7 - сыграла решающую роль на этапе вооруженной борьбы с режимом Батисты? Для буржуазных авторов и "новых левых" теоретиков, большей частью подвизавшихся в западноевропейских и североамериканских университетах, ответ ясен: классики марксизма заблуждались, их идеи устарели. Hе слишком утруждая себя поиском фактов и аргументов, эти авторы отводили авангардную роль в революциях ХХ века, по крайней мере второй его половины, кому угодно: интеллигенции, крестьянству, средним слоям, маргиналам - только не пролетариату. С такой позиции представляется, что революцию возглавила не пролетарская партия, а некое аморфное движение, которому лишь ради вынужденного союза с СССР пришлось надеть коммунистические одежды. Стремясь опровергнуть эти построения, многие исследователи марксистской ориентации поддавались соблазну простейшего решения вопроса: коммунисты, конечно же, - партия пролетариата, а остальные могут быть только революционными демократами, в капиталистической стране взяться им неоткуда, кроме как из мелкобуржуазной среды. Следовательно, Д-26-7 и РД-13-3 представляли левое крыло революционной демократии в среде радикальной мелкой буржуазии, исходный пункт их идейной эволюции был буржуазно-демократическим или мелкобуржуазным. Это потом уже в ходе борьбы они приобрели политический опыт, позволивший перейти на идейные позиции пролетариата. Вроде все логично, но только на первый взгляд. В самом деле: в других странах Латинской Америки, и не только там, революционных демократов мелкобуржуазного толка было более чем достаточно, но почему-то никто из них не смог возглавить революцию и при этом почти в полном составе перейти на позиции другого класса. Да и возможно ли такое в принципе, с точки зрения материалистического понимания истории? Другое мнение состоит в том, что Д-26-7 и подобные организации в других странах Латинской Америки исходно выражают не интересы какого-либо определенного класса или социальной группы, но совокупный протест эксплуатируемых и угнетенных против правящей олигархии и ее главной опоры - империалистического господства. Эта точка зрения избавляет от необходимости притягивать за уши мелкобуржуазность, но никак не согласуется с высоким уровнем развития капитализма. Социально не дифференцированный протест трудящихся и эксплуатируемых был тогда еще возможен где-нибудь в Тропической Африке, но в Латинской Америке, а на Кубе в особенности, представить его себе трудно. Обе точки зрения отправлялись от обязательного до недавнего времени тезиса: партия, называющая себя коммунистической, есть непременно партия пролетариата в целом, и никаких других партий, выражающих его классовые интересы, в стране быть не может. Hо этот тезис, возводивший пункт устава Коминтерна - в каждой стране должна быть одна компартия - в ранг теоретического принципа, не учитывал, что до такого положения надо, как говорил Ленин, доработаться. Представление, будто компартия уже по определению есть партия всего пролетариата, игнорирует известное ленинское положение: социалистическое сознание необходимо внести в рабочее движение и добиться этого бывает не так-то просто.
--- GoldED+/W32 1.1.5 * Origin: Красноярск, Россия Krasnoyarsk, Russia (2:5090/67.5)
| назад | Указатель рубрики | вперед |