Основы экономического роста в Китае

18.06.2003
Denis Khlustin, 2:5005/76.3
Тема: Основы экономического роста в Китае

»» Дискуссия о традиционализме, продолжение.

http://russ-chinfrien.narod.ru

»» ТРАДИЦИЯ И МОДЕРHИЗАЦИЯ В КHР

В КHР до 1978 г. идеи модернизации по западному образцу считались "философией порабощения заграницей" ("янну чжэсюэ"). Этой идеологии противостоял маоистский тезис "опоры на собственные силы".

С другой стороны, против конфуцианства как "рабовладельческой доктрины" велись массовые пропагандистские и политические кампании, которые достигали особенно большого размаха в 1957 и 1973-1974 гг. После начала реформ враждебность по отношению к конфуцианству стала постепенно смягчаться. Hаряду с работами, стремящимися выявить модернизационный потенциал конфуцианства, в 80-х годах, особенно после 1985 г., появилось немало публикаций, отрицающих традицию как порождение "сельскохозяйственной культуры покоя", как препятствие на пути модернизации (10, с. 1).

В какой мере традиция свойственна собственно современному китайскому обществу? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, необходимо прежде всего определить, что вкладывается в понятие традиции.

Как отмечают многие исследователи, китайскую традицию нельзя отождествлять исключительно с конфуцианским наследием. Китайская национальная философия, на которой базировалась государственная и общественная жизнь, на протяжении столетий впитала множество потоков.

Помимо конфуцианства, легизма и даосизма, заложивших основу китайской традиции, большую роль в ее эволюции сыграл буддизм. Немалое значение имели также бесчисленные местные институты и обычаи.

Оскар Веггель в своей фундаментальной работе, посвященной соотношению традиции и реформы в современном Китае, дает следующее определение традиции: "Под традициями здесь понимаются ценностные представления, модели поведения, критерии легитимации и не в последнюю очередь - институты в том виде, как они сохраняются в коллективном сознании китайского народа, и в той степени, в какой они представляются желательными сегодня. При этом ценностные критерии значительно старше и более почитаются, чем институты, которые развивались в повседневной практике и неоднократно изменялись в соответствии с потребностями. Их история восходит большей частью к Конфуцию, тогда как институционные начала впервые заложены в Минскую или Цинскую эпоху" (29, с. 250).

В работах китайских исследователей можно найти детальную классификацию сердцевины традиций - ценностных представлений. Так, тайваньский ученый Вэнь Чуньи выделяет следующие категории ценностей: гносеологические, хозяйственные, политические, социальные, религиозные, этические и ценности достижений (2, с. 80-81).

Hазванные первыми в этом списке ценности познания действительно занимают в китайской традиции весьма почетное место. Достаточно напомнить, что знание обеспечивало высокий социальный статус и соответствующие материальные блага.

Hо направленность знаний, их содержание стали как раз ареной острого столкновения модернизации и традиции.

В традиционном Китае больше интересовались обществом, отношениями между людьми, чем природой, и делали упор на практику (в области агрономии, военного дела, медицины, ремесел) в ущерб фундаментальным знаниям.

С точки зрения методологии формальная логика доминировала над вопросами: для чего и как.

Это переносило акцент на общие взаимосвязи, на символы, на изучение противоречий и изменений и благоприятствовало скорее "осадному мышлению", чем "мышлению прорыва". Эти обстоятельства, как полагают многие исследователи (см. например, 10, с. 3), и определили существенное отставание Китая от Запада в Новое время.

Ценности хозяйственные - это прежде всего ценности, которые выработаны многовековой историей китайского крестьянства.

Среди них нет мотивации успеха, но есть покорность судьбе, усердие, бережливость, смирение с бедностью, осторожность, пассивность.

Традиционный приоритет земледелия перед прочими видами хозяйственной деятельности стал фактором, сдерживающим развитие промышленности и торговли. Примат справедливости над выгодой, отражавший

условия натурального хозяйствования, элиминировал одно из основных условий расширенного производства.

Hаконец, установка на бережливость, ставшую одной из важных добродетелей китайской нации, имела и свою оборотную сторону, сдерживая потребление и тем самым лишая производства стимулов к развитию (8, с. 68).

Политические и социальные ценности в китайской традиции связаны с существованием на протяжении тысячелетий авторитарного, иерархически структурированного государства, с одной стороны, и семейно-клановой структурой общества - с другой.

Государство являлось расширением и продолжением семьи, а семья - базовой ячейкой общества.

В таком общественно-государственном устройстве политика не выделялась как самостоятельная сфера социальной жизни, а потому и политические ценности не были четко отграничены от социальных и этических.

Существует представление, что специфической чертой традиционного общества в Китае было наличие этической политики (9, с. 48). В этом симбиозе политика базируется на этике, этические принципы непосредственно возводятся в ранг политических, политика обретает этические нормы и формы, а этика - политические функции и структуры, т.е. происходит этизация политики и политизация этики.

Более того, этика и политика зиждутся на кровнородственных отношениях, составляя с ними неразрывную триаду. В этом смысле этическую политику можно назвать также политикой кровно-родственных отношений.

Отсюда вытекают и представления о необходимости отеческого отношения властителей и чиновничества к простому люду и, соответственно, о послушании и почтительности последнего по отношению к вышестоящим.

Тесно были связаны с кровно-родственными отношениями и религиозные ценности. Религиозная традиция Китая включает в себя, во-первых, культ предков, во вторых, многобожие и, в-третьих, отличается множеством различных поверий и мистикой.

Ее характеризует высокая рациональность, что существенно ограничивает проявления религиозного фанатизма и экстремизма.

Hапротив, синтез различных религиозных влияний выработал определенную терпимость к "инаковерию".

Религия была важнейшим полем для распространения и внедрения политических, социальных и этических ценностей. Религия скрепляла связи человека с семьей, кланом, обществом, государством.

Из предыдущих характеристик очевидна основополагающая роль этических ценностей в китайской культуре. Традиция формировала образ идеального, добродетельного человека, который во всех сферах жизни, во всех жизненных проявлениях поступает согласно предписываемым общим канонам морали и к тому же четко знает свое место в обществе и блюдет соответствующие этому месту правила.

Огромную роль в формировании национального характера китайцев сыграли представления о чести, о "лице". Что касается ценностей достижений, то последние опять-таки были тесно связаны со всей системой ценностей, были вплетены в нее.

Достижения обретались в проявлениях добродетели, в ратной или гражданской службе монарху либо же в учености.

При этом достижения в добродетели имели безусловный приоритет над успехом в двух других областях, а военные или чиновничьи доблести первенствовали по сравнению с научными. (2, с. 95).

»» Соответственно иерархически ранжировались и достижения различных »» социальных групп:

крестьяне и торговцы добивались успеха, если им удавалось стать владельцами земли,

землевладельцы посылали своих детей учиться,

интеллектуалы стремились стать чиновниками,

а последние - пробиться в окружение монарха.

Но совершенно особняком лежал путь к успеху людей благочестивых, славящихся своими несравненными моральными достоинствами: они не стремились к карьере, а часто чуждались и мирской суеты.

Исследования, проводимые в КНР, показывают, что структура традиционных ценностей трансформируется под воздействием модернизации и реформы, но сами эти ценности все еще сохраняют определенное значение в сознании китайского народа.

В 1987 г. Китайский институт социальных исследований провел в 324 городах страны анкетный опрос населения, в ходе которого респондентам были предложены на выбор восемь добродетелей, четыре из которых относились к традиционным.

В итоге наибольшее предпочтение было отдано честности (56,1 % опрошенных), далее в порядке убывания предпочтений следовали: патриотизм (35,4 %), почитание родителей (34,4%), справедливость (28%), надежность (18,3%), учтивость (14,2%), скромность (5,7%) и признательность (2,5%) (25. с. 241).

Результаты опроса показывают, что несмотря на четыре десятилетия идеологической обработки традиционные ценности, особенно честность, почитание родителей и учтивость, занимают в представлениях людей поразительно большое место. Вместе с тем такие прежде столь высоко чтимые добродетели, как скромность и признательность, отошли на второй план.

Респондентам было предложено также отдать предпочтение одному из трех альтернативных суждений о таком важнейшем традиционном институте, как семья. Результаты распределились следующим образом: 1) "У каждого должны быть дети" - 86,5%; 2) "Не имеет значения, есть ли у человека ребенок" - 11,5%; 3) "Лучше оставаться бездетным" - 1,9%. (29, с. 241).

Среди избравших первую альтернативу мужчин больше, чем женщин, вторую и третью альтернативу предпочли больше женщин, чем мужчин. Это свидетельствует о том, что процесс эмансипации в Китае идет, невзирая на сохранение или даже частичное возрождение традиции. Различен и возрастной состав респондентов, из бравших разные альтернативы: в первом случае преобладают лица старше 30 лет, во втором и третьем случаях респонденты моложе. Последняя установка - ближе к официальной линии на ограничение рождаемости, что дает надежду на будущее и дальше отстоит от традиции.

Респондентам был задан и вопрос о мотивах желания иметь детей. Были предложены пять вариантов ответа, получивших следующие предпочтения: 1) " Воспитание детей - общая обязанность людей" - 47,6%; 2) "Без детей нет полноценной, счастливой жизни" - 32,8%; 3) "Дети важны для обеспеченной старости" - 7%; 4) "Продолжение рода" - 4,7%; 5) "У всех есть дети, поэтому и я не хотел бы остаться бездетным" - 3,6%.

Из ответов видно, что традиционные аргументы - продолжение рода и социальное обеспечение - становятся малозначащими. Все это относится, как уже сказано, только к горожанам. Опрос сельского населения дал бы, вероятно, существенно иную картину, более близкую к традиционной.

Другой аспект отношения к семье выявляли вопросы о расторжении брака. Были избраны следующие варианты ответа: 1) "Развод может состояться лишь с согласия обеих сторон" - 44,8%; 2) "Окончательным является развод в том случае, когда отброшены все мотивы, которые его обосновывают" - 31,2%; 3) "Осуществление развода должно зависеть от наличия детей в браке" - 11,4%; 4) "Развод может быть осуществлен также и против воли одного из партнеров в браке" - 7,7%; 5) 5) Прочие суждения - 4,9%.

Ко второму и третьему вариантам ответа более склонны женщины, тогда как к первому и четвертому вариантам скорее склонялись мужчины, особенно молодые. Если среди пожилых людей четвертый вариант набрал только 1,8%, то среди молодых - 9,6% респондентов (29, с. 242).

В целом среди городского населения Китая нарастает тенденция видеть в институте брака скорее личную связь, чем способ страхования своего будущего.

Еще один опрос, проведенный также в сентябре 1987 г. Китайским институтом социальных исследований в 324 городах, был посвящен определению национального характера китайцев. Респондентам предлагалось выбрать важнейшие, по их мнению, свойства этого характера из десяти перечисленных в анкете.

При этом перечень вариантов ответа начинался со свойств, враждебных модернизации, и заканчивался свойствами, ей благоприятствующими. Приоритеты распределились следующим об разом: 1) усердие - 55,6%; 2) бережливость - 48,5%; 3) деловитость - 39,6%; 4) консервативность - 36,5%; 5) послушание - 34,5%; 6) человечность - 28,4%; 7) озабоченность собственной честью - 28%; 8) трудолюбие - 18,6%; 9) озабоченность общественным мнением - 6,5%; 10) готовность к риску - 2,7%.

Таким образом, первые три места заняли качества, благоприятствующие модернизации, два следующих места - качества, которые, предположительно, враждебны модернизации, а последнее место оказалось за одним из важнейших для модернизации качеств.

Исследователи сделали из опроса следующие выводы: 1. Национальный характер китайцев еще и сегодня в очень большой мере имеет традиционную окраску и отмечен пассивностью. 2. Некоторые из сформированных в прошлом качеств, такие, например, как усердие, бережливость, деловитость, при модернизации могли бы играть позитивную роль. 3. Китайская политика в области образования должна стимулировать качества, способствующие модернизации, и постепенно элиминировать качества, ей препятствующие (29, с. 242-243).

В те же 1987-1988 годы, когда политическая реформа еще стояла в повестке дня, проводились социологические опросы, фиксировавшие сдвиги в политическом сознании населения.

Данные опросов показывали, что процесс этот протекает медленно. Согласно данным опроса, проведенного Группой по исследованию политической психологии китайских граждан в августе 1987 г., 83,5% граждан считает необходимым проявлять заботу о делах государства; 77,7% "чрезвычайно озабочены" или "относительно озабочены" стабильностью политической обстановки, ее частичными возмущениями; 57,0% имеют определенные политические убеждения; 49,1% готовы за эти убеждения бескомпромиссно бороться; 57,0% изъявили желание участвовать в обсуждении политических проблем (1, с. 56).

Весьма сдержанны были респонденты в оценках необходимости структурных политических реформ: 34,4% придерживаются мнения, что такие реформы нужно начинать осмотрительно, в экспериментальном порядке; 18,7% хотят сохранить статус-кво, либо вообще не видя смысла в реформах, либо предлагают подождать с реформами; и только 17,2% выступают за то, чтобы реформы осуществлять немедленно и широким фронтом (1, с. 64)

Весьма консервативна в своих политических воззрениях и молодежь. Опрос, проведенный в 1987 г. среди двух возрастных категорий молодых людей - до 25 лет и от 26 до 35 лет, показал, что большинство респондентов в обоих случаях при оценке положения со свободой и демократией в Китае из предложенных вариантов ответа избрали самый осторожный: "В Китае сегодня уже есть определенная демократия и ее нужно совершенствовать" (соответственно 55,4 и 56,1 %).

Второе место с большим отрывом занял ответ "В Китае сегодня не хватает демократии и свободы, их осуществление - необходимое условие "четырех модернизаций" (19,5 и 21,5%).

Остальные варианты ответа собрали значительно меньше сторонников: "Китаю сегодня не нужна демократия и свобода, сперва необходимо развитие экономики, а там видно будет" (9,8 и 6,4 %);

"Для "четырех модернизаций" необходимо морально-психологическое единство всего народа, воспевать демократию и свободу не стоит" (7,1 и 5,9%);

"В Китае уже есть высокоразвитая социалистическая демократия и добиваться большей демократии и свободы бессмысленно" (2,5 и 4,0%).

Вместе с тем большинство опрошенных в обеих возрастных категориях согласились с мнением, что медленное развитие Китая связано с недостатками в политической структуре.

Относительно медленное воздействие на переориентацию традиционных ценностей рабочей молодежи подтверждают и данные двух опросов рабочей молодежи, проведенных в масштабах страны в 1986 и 1990 гг. Лабораторией молодежи Института социологии АОН.

Социологическое исследование ставило своей задачей выяснить изменения, произошедшие в отношениях между личностью и обществом в Китае, которые традиционно определяются коллективистскими и групповыми установками, идеалами бескорыстия и самоотречения, представлениями о том, что благополучие государства, группы и коллектива служит предпосылкой благополучия личности. Таблица 1 (7, с. 8) Тезисы Согласен (%) Не согласен (%) 1 .Ценность человеческой жизни в том, чтобы отдавать, а не брать 65,2 30,5 2. В личных делах и большое дело - мелочь, в государственных делах и малое дело - велико 65,2 30,5 3. Когда в большой реке нет воды, пересыхает и малая 72,6 21,9 4. Если человек не заботится о себе, гибнут и Небо и Земля 37,8 58,5 5. Своекорыстие - корень всех зол 61,6 37,8 6. Субъективно - для себя, объективно - для других 53,2 46,7

Приведенные выше ответы обнаруживают определенные противоречия. Так, первый тезис приняло больше респондентов, чем отвергло четвертый, который по сути является антитезой. Еще более существенно, что свыше половины респондентов согласились с последним тезисом, отличающимся от ценностей бескорыстия и тяготеющим к "разумному эгоизму".

Эти противоречия объясняются прежде всего конфликтом между господствующими в обществе ценностными представлениями и внутренними ценностными убеждениями молодых рабочих, т.е. декларируя солидарность с коллективистскими, альтруистическими взглядами, молодые рабочие не обязательно искренне их разделяют.

Когда дело касается более конкретных, практических вопросов, молодые рабочие могут избирать совершенно иные ценности. В том же исследовании был предложен вопрос о критериях выбора профессии, и только 19,5% молодых рабочих указали на необходимость руководствоваться при этом значимостью вклада в общественное благо, что явно расходится с провозглашаемой большинством молодых рабочих приверженностью альтруистическому коллективизму.

Кроме того, нужно иметь в виду, что немало молодых рабочих, признавая коллективистские, альтруистические идеалы, не принимают методы их реализации, если они наносят ущерб личным интересам или тем более вынуждают от них отказаться. Отсюда и попытки найти новые ценностные представления, совмещающие общественные интересы с личными. Однако независимо от того, какими мотивами руководствуются молодые рабочие, признавая коллективистские ценности, положительный смысл этого выбора состоит в том, что по меньшей мере большинство их знает, какие действия считаются правильными, должными, общественно допустимыми и одобряемыми.

64,4 % респондентов ставят стремление к идеалам выше денег, вместе с тем 59,8 % считают труд средством зарабатывать деньги (7, с. 9). Это означает, что молодые рабочие, провозглашая высокие ценности, в реальной жизни руководствуются мотивами, которые с ними не совпадают. В качестве мотивов, определяющих собственный выбор профессии, указывают следующие факторы (в порядке убывающей значимости):

1) личный интерес и способности; 2) размеры дохода; 3) степень свободы. Hо, оценивая чужую мотивацию, большинство молодых рабочих высказывает мнение, что стремление к высоким заработкам намного превосходит все прочие факторы. Здесь действует известная социально-психологическая закономерность: люди часто судят о чужих поступках по собственным мотивам. Молодым рабочим было предложен вопрос, кому они больше всего доверяют в политических вопросах. Выбор двух из шести предложенных вариантов ответа выявил следующие предпочтения:

себе самому - 70,7%, руководителям партии и правительства - 46,7, общественному мнению - 20,0, ученым специалистам - 16,7, родителям - 14,0, близким друзьям - 12,6, учителям - 6,7%.

Обнаруженное рабочей молодежью стремление к самостоятельному формулированию своей политической позиции и своего политического поведения намного превзошло не только соответствующие данные по другим группам респондентов, но и ожидания исследователей.

Вопрос "Как Вы поступите при расхождениях Вашего мнения с мнением авторитетных для Вас людей?" показал различную степень конформизма применительно к разным референтным группам.

Hаиболее велика готовность подчиниться властям (28,0%), тогда как в отношении родителей преобладает стремление переубедить (35,9%) и лишь на втором месте - готовность подчиниться (28,8%). Значительная часть опрошенных, однако, при разногласиях с властями готова настаивать на своей точке зрения (17,1%) и переубеждать оппонентов (15,2%).

При расхождениях с общественным мнением большинство опрошенных не станет принимать его во внимание (48,8%). Особо выделяется восприятие рабочей молодежью разногласий с позицией ученых, специалистов. Большинство (28,7%) изъявляет готовность изменить свою точку зрения, но немногим меньше (23,8 %) склонны ее отстаивать и почти столько же (20,12%) пренебрегают мнением ученых. Меньше всего готовых подчиняться (15,2%) и переубеждать (7,3%).

В данных о всей молодежи удельный вес тех, кто готов пересмотреть свою позицию под воздействием ученых, выше (36,2%), а тех, кто настаивает на своем или пренебрегает мнением ученых,- ниже (соответственно 21,3 и 14,8% (7, с. 10).

Иными словами, молодые рабочие воспринимают авторитет знаний значительно прохладнее, нежели авторитет власти или главы семьи. Если учесть, что повышение авторитета знаний взамен авторитетов власти и кровно-родственной общины есть непременный атрибут модернизации, то уровень модернизации рабочей молодежи не следует переоценивать.

»» ОПЫТ МОДЕРHИЗАЦИИ ВОСТОЧHОЙ АЗИИ И ПЕРСПЕКТИВЫ КИТАЯ

Кризис европоцентристской модели модернизации стимулировал - и в мире, и в Китае - стремление рассматривать проблемы развития в более широком плане: не только как экономические или политико-экономические по преимуществу, но прежде всего как коренящиеся в общем контексте культуры.

Традиционному отождествлению развития с экономическим ростом было противопоставлено подчеркнутое внимание к роли духовных ценностей в определении темпов экономического роста и верификации его целей. Культурологический подход отверг поиск единого шаблона модернизации для всего мира, равно как и попытки некритически следовать чужим образцам. Сторонники этого подхода подчеркивали, что культура оказывает большое воздействие на экономическое развитие, определяя, в частности, мотивацию хозяйственной деятельности, выбор установки либо на личную предприимчивость и инициативу, либо на общинную дисциплину, предпочтение инноваций или стабильности, степень открытости экономической системы внешним связям.

Hовую убедительность культурологическому подходу к проблемам развития придали успехи в модернизации ряда стран Восточной Азии, которые заставили пересмотреть прежние представления о модернизационном потенциале восточных культур, и прежде всего - конфуцианской.

Возникло даже мнение, что конфуцианское общество обладает большими, чем общества с иными культурами, потенциями модернизации, что конфуцианство лучше, чем западные культуры, отвечает ее потребностям (Герман Кан).

Было бы неверно приписывать все достижения "четырех малых драконов Азии", объединенных единой традицией, исключительно конфуцианской этике. Hо столь же неправильно и сбрасывать ее со счетов в качестве важной силы, способствовавшей созиданию "экономического чуда".

В новых индустриальных государствах Азии конфуцианство пронизывает систему ценностей и образ жизни. В Южной Корее, где конфуцианство лишено этнических корней, оно даже более догматично и ортодоксально, чем в Китае. (27, с. 156).

»» Конфуцианство пропитывает профессиональное поведение

в любой части Восточной Азии, в той же мере, как протестантство - на Западе.

»» Оно составляет основу этики бизнеса, а также общественной и личной »» жизни,

определяя в деталях поведение во всех видах человеческих взаимоотношений на всех уровнях социального порядка - от семейных уз до спорадических объединений, в каждой сфере повседневной жизни.

Hекоторые элементы традиции можно считать тормозом для эффективного поведения в бизнесе, но в целом считается, что в этом регионе она способствует экономическому успеху.

В новых индустриальных государствах Азии человек оценивается обществом исключительно по тому, насколько твердо он следует конфуцианским заветам.

Конфуцианская концепция самодисциплины и управления семьей и государством составляет основу политической философии новых индустриальных государств, но главный упор делается на семейных отношениях.

По необходимости в индустриализованных городских районах некоторые из наиболее утонченных семейных ритуалов претерпели изменения, но большая их часть все же сохраняется в первозданном виде.

Конфуцианство, регулирует взаимоотношения в иерархически ориентированном обществе. Из пяти устанавливаемых им основных видов человеческих отношений (между отцом и сыном, монархом и подданным, мужем и женой, старшим и младшим, братьями и друзьями) четыре структурированы иерархически и для каждого из них имеются четкие предписания по поведению подчиненных.

Цель жесткой иерархии отношений - обеспечить гармоничный коллективный порядок в обществе, избежать конфликтов.

Столь широко распространенный сегодня в Восточной Азии акцент на гармоничную групповую жизнь является прямым следствием того значения, которое придает конфуцианство иерархии. Конфуцианский принцип иерархического порядка - основная причина вертикальной по преимуществу сущности отношений в организации бизнеса.

В Китае и Корее делают упор на обязательствах подчиненных по отношению к вышестоящим и почти ничего не говорят об обязательствах последних по отношению к первым.

В Японии подчеркивается взаимный характер ответственности в иерархических отношениях. Этим, возможно, объясняется то обстоятельство, что японские фирмы больше стремятся проявить солидарность и лояльность служащих, чем корейские и китайские. В новых индустриальных государствах ответственность вышестоящих обычно четко не артикулируется. Традиционная мораль феодального общества права управляемых игнорировала.

В семейных отношениях родители вольны требовать от детей все, что им заблагорассудится, а дети должны исполнять требования без жалоб, с улыбкой и выражением сыновней преданности, которую один корейский психиатр назвал "моральным мазохизмом", действующим в качестве механизма защиты от садистских приказов тоталитарного отцовства. Превосходство отца столь же неоспоримо, как статус Неба, Земли, императора, учителей.

В обществе это вызывает определенные дисфункции. В новых индустриальных государствах ограниченность общения детей с родителями ведет к тому, что, взрослея, они испытывают затруднения при контактах с власть имущими. Как и в семье, они должны подавлять в себе враждебность по отношению к вышестоящим; В результате враждебность переносится на отношение к находящимся на более низких ступенях иерархии.

В этой атмосфере всю организацию пронизывает недоверие (27, с. 159). Менеджеры не решаются делегировать ответственность своим подчиненным, ограничивая тем самым возможности собственного развития.

Чем выше власть, тем более абсолютной она становится, тем менее готова она делиться ответственностью. В результате сильно централизуется процесс принятия решений. В качестве главных организационных методов мотивации действуют страх и жесткий, всесторонний контроль.

Одна из наиболее примечательных черт конфуцианского общества - формализм. Социализация в этом обществе состоит преимущественно в обучении формальным ответам на все ситуации. О человеке судят по тому, как он следует предписываемым образцам межличностных отношений. Быть вежливым - значит быть верным предлагаемой формальной модели.

С формализмом прямо связана известная концепция "лица". Если группа убеждена, что ее члены всегда и во всех случаях будут следовать предписанным образцам, считается, что у них есть "лицо". Если же они когда-либо не оправдают этих ожиданий, они теряют "лицо", иными словами, утрачивают сотрудничество с группой, а с ним и все остальное. "Потеря лица" - худшее социальное бедствие в восточноазиатском обществе. Стыд - главный инструмент в воспитании дисциплинированности у детей в новых индустриальных государствах.

Важным формальным средством мотивации служат пышные деловые титулы, роскошные офисы. Внешний эффект часто способен обмануть стороннего наблюдателя, тогда как подлинное лицо открывается только внутри клана.

Западное общество осуждает такой двойной стандарт как обман и притворство, в обществе же конфуцианском подобное поведение вполне приемлемо и его часто поощряют ради интересов клана.

Характерный для конфуцианской традиции акцент на семейных отношениях сказывается на деловой жизни в Восточной Азии по-разному. В Японии биологическая семья играет в национальной жизни, сравнительно с другими регионами Восточной Азии, относительно небольшую роль. Концепция семьи перенесена в рабочую среду, где организация труда во многих отношениях схожа с семейной, что предполагает и распространение внимания фирмы не только на трудовую активность служащего, но на и его домашнюю жизнь, на все его существование. Японская фирма часто помогает своим служащим и их семьям в решении проблем жилья и отдыха, отмечает даты, связанные с днем рождения или окончанием учебного заведения, Поиск консенсуса при принятии решений - это своего рода признание того, что каждый человек в фирме - часть ее. И, конечно, пожизненная занятость сильнее всего указывает на обязательства фирмы по отношению к служащим (24, с. 192).

Разумеется, нельзя принимать любые сообщения о японском бизнесе за чистую монету. Сегодня японский миф достиг еще больших успехов, чем японская экономика.

Существует немало свидетельств куда менее идеального образа японского бизнеса. И все же, сколь бы идеализированной ни представлялась картина, объективные данные свидетельствуют о довольно успешном союзе между модернизацией и конфуцианством. В новых индустриальных государствах биологическая семья - важнейший общественный институт.

Корпорации обычно представляют собой семейные предприятия. Хотя преданность семье способна придать теплоту повседневному общению, ей свойственны и негативные аспекты.

Имея дело с людьми за пределами своей личной референтной группы семейного типа, корейцы крайне индивидуалистичны. Хотя большинство корейских корпораций принадлежат семьям, они действуют иначе, чем это происходит в Японии. Мотивацию в корейских фирмах составляют деньги, статус и личная власть. Личное продвижение связано с сильной конкуренцией. Межличностное доверие и лояльность по отношению к фирме - в явном дефиците, а личностная фракционность - в избытке. Постоянная погоня за положением и властью чревата неустойчивостью, и корейские служащие предпочитают быстрый успех долгосрочному планированию. Hе чувствуя обязательств перед чужаками, корейцы хорошо приспособлены к конкуренции, беспощадны в противостоянии и очень мало склонны к компромиссу и кооперации (27, с. 161-162). В Корее признают наличие этих проблем. Корейская ассоциация бизнесменов отмечает, что в числе необходимых Корее организационных мер - разделение собственности и менеджмента, развитие профессионального менеджмента и менеджеров, искоренение практики семейного, патерналистского и авторитарного, личного менеджмента и содействие сотрудничеству между трудом и менеджментом.

В Китае положение с семьей во многом такое же, как в Корее. Работа единой командой характерна для отношений в семье, но не в несемейном бизнесе, где китайцы склонны вести себя индивидуалистично. Семейная кооперация не распространяется на общество в целом, что ведет к дефициту общественного самосознания.

Образование все еще представляет в Восточной Азии путь к власти, поэтому дипломы и степени ценятся высоко, тогда как область учебы имеет второстепенное значение. Однако в образовании сегодня, как и прежде, все еще делается главный упор на овладении огромным запасом знаний путем зубрежки. Так производится рабочая сила, хорошо подготовленная к субординации в сфере промышленности или сервиса, но не обладающая большой способностью к творчеству.

Страны и регионы Восточной Азии придают большое внимание изучению конфуцианского наследия. Hа Тайване конфуцианство, прежде всего содержание Четырехкнижия, стало составной частью государственных учебных программ и своего рода вакциной в борьбе с континентальным коммунизмом.

Сингапур в 1982 г. последовал тайваньскому примеру. Он не только включил учение Конфуция в учебные программы, но и провел ряд кампаний за усвоение учащимися, студентами и всеми группами активного населения таких ценностей, как сыновняя почтительность, лояльность, доверие.

Бессменный на протяжении десятилетий руководитель Сингапура Ли Куанъю был убежден, что долго доминировавшее в Сингапуре западное образование все более готовит "специализированных идиотов", а не ответственных граждан, и этому типу образования было противопоставлено моральное воспитание.

Одновременно в Сингапуре проводились многочисленные международные симпозиумы и коллоквиумы по Конфуцию. Одним из наиболее привлекательных для Китая (и не только для Китая) аспектов в опыте "восточноазиатских драконов" служит