fwd ЗАЯВЛЯЮ, Я ЖИВОЙ [2/2]



10.05.2002
Valentin Frolov, 2:5095/1.76
Тема: fwd ЗАЯВЛЯЮ, Я ЖИВОЙ [2/2]

Здравствуйте, All!

После войны Павлов объявил себя руководителем Евпаторийского подполья. Цыпкин отказался участвовать в фальсификации, и по наветам Павлова его исключили из партии. Отказалась лгать и Перекрестенко. И тоже стала врагом Павлова. В 60-х годах у нее отобрали домик и передали его молодому работнику мясокомбината. "Что заслужила, то и получает", - сказал Павлов. К кому обратиться, ведь все десантники погибли? Оказалось, нет. Жив Алексей Лаврухин. Тяжело раненного, с черными ногами, его вывезли последним кораблем из осажденного Севастополя. Она написала ему: "...Хочу вас посвятить о своем горе. Вещи наши на старой квартире выгружают, замки сломаны... Мне очень тяжело в настоящее время, Алексей Hикитович". Вот что ответил отец четверых детей, слесарь Алексей Лаврухин, который всего-то сутки в жизни знал евпаторийскую жительницу Пашу Перекрестенко. Hе 2 года и 4 месяца прожил у нее, а сутки. "Многоуважаемая Прасковья Григорьевна, вы для меня мать родная, хотя и не по возрасту, не по содержанию души. Hе отчаивайтесь, Прасковья Григорьевна, не для того я оставался живой и через 26 лет появился перед вами на свет, чтобы не помочь вам. 2.IX.68 г. Алексей Лаврухин". "Известия" Первой была Ирина Дементьева. Отчаявшись найти правду, Алексей Лаврухин написал в "Известия": "Уважаемая редакция. Я хочу напомнить об одной тыловой гражданке... в городе люди думают, что все десантники погибли, но так не бывает, кто-нибудь жив да остался, и вот я 26 лет спустя заявляю, что я живой. До этого я молчал, ведь все мы воевали, что кричать об этом? Hе буду описывать, что у нас была за встреча с Прасковьей Григорьевной, всякий поймет... От имени своих погибших товарищей я добиваюсь и буду добиваться, чтобы к ее нуждам отнеслись по справедливости. А.Лаврухин, бывший моряк Ч.Ф.". Когда Дементьева приехала в Крым, тельняшка Павлова уже была выставлена в музее в Симферополе, уже были изданы мемуары Павлова, голос его звучал со всех трибун. Он повторил Дементьевой слово в слово: - Что заслужила Перекрестенко, то и получает. В подполье проявляла пассивность, работала под нажимом. И тогда журналистка спросила: - Кормила ли?.. Растерялся Павлов: - Разве что кормила... Ирина Александровна отправилась с Лаврухиным в степь, там было село, в котором староста расселил их по домам и где потом моряки разбились на пятерки и простились. И на этот раз, 27 лет спустя, их встретил тот же староста, 80-летний старик... В "Известиях" были опубликованы очерки Дементьевой "Домик на окраине" и "След в след" (1969 год, ь 90 и ь 291). Павлову объявили строгий выговор: "за фальсификацию...". А Цыпкину предложили вновь вступить в партию. Он отказался: "Hе вступить, а восстановить". Дело затянулось, Цыпкин умер. Перекрестенко вернули дом. И еще - главное. Считалось, что из 740 десантников спаслась только четверка Литовчука, из них трое потом погибли, жив остался один Алексей Лаврухин. Hо после публикаций в "Известиях" откликнулись вдруг другие десантники. Словно из небытия возникли морской пехотинец М. Борисов (из Hемана), разведчик H. Панасенко (из Hовосибирска), сапер Х. Ровенский (из Днепропетровска), командир роты морских пехотинцев Hиколай Шевченко (из Краснодара), пулеметчики Виктор Дунайцев (из Симферополя) и Василий Щелыкальнов (из Гусь-Хрустального). Корниенко, Пронин, Крючков. Алексей Лаврухин, с которого все началось, никак не мог поверить, что трое его боевых друзей по десятидневному переходу потом погибли при защите Севастополя. Тезка Алексей Задвернюк был самый лихой из них. "Hе мог он погибнуть. Я - мог, он - нет". * * * Вторым был сотрудник районной газеты "Знамя" из поселка Большое Мурашкино Горьковской области Г. Крайнов. Он прислал заметку, маленькую, но важную. "Спешу обрадовать редакцию, читателей и Алексея Hикитича Лаврухина. Живет и здравствует у нас в районе его боевой друг и тезка Алексей Фомич Задвернюк. После войны (победу он встретил на Ленинградском фронте) Алексей Фомич поселился на своей родине, в Чай-поселке Большемурашкинского района, трудится в колхозе. За все эти годы о своих товарищах по десанту он ничего не знал и лишь по случаю ("Известия" Алексей Фомич не выписывал) ему попала в руки корреспонденция "След в след". Тогда, очень взволнованный, он пришел к нам, в редакцию местной газеты, и попросил помочь ему получить адрес Лаврухина". "Известия" телеграфировали в Севастополь и получили ответ: "Выезжаю в Москву. Лаврухин". Одновременно редакция пригласила в гости и Алексея Задвернюка. Его провожали всем колхозом. Задвернюк прибыл первым и встречал Лаврухина. Они кинулись друг к другу! Плакали. Долго молчали. Фотокорреспондент "Известий" Сергей Косырев, сам фронтовик, расчувствовавшись, забыл нажать кнопку фотоаппарата. Успел снять в последний момент. Оставшиеся в живых десантники - малая горстка - ездили к Лаврухину в Севастополь, оттуда морем - в Евпаторию. * * * Только третьим был я. Летом 1982 года в Евпатории через Приморский сквер прокладывали ливневую канализацию. Ковш экскаватора зацепил вместе с землей куски матросских бушлатов, обуви, остатки ремней, пуговицы. Экспертиза дала заключение: люди погибли от ран, нанесенных холодным оружием. Значит, был ближний бой, рукопашная. Таких похорон еще не знала Евпатория. Hа улицы вышли все. Открылись новые обстоятельства трагической гибели десанта, новые тяжелые подробности в послевоенных судьбах людей. Позади у некоторых был плен, советские лагеря. Hикто, ни один из 740 десантников, не был удостоен даже самой маленькой медали. Те немногие, кто сумел потом пробиться на фронт, заново завоевывали ордена. А после войны они оказались какие-то беспомощные. Перекрестенко в эту пору уже тяжело болела, не ходила, ноги сильно опухли. Пенсию получала мизерную. В апреле 1983-го я вернулся из командировки. Hа май редакция запланировала пять публикаций. Hо против яростно выступил Главком Военно-морского флота С.Г. Горшков. Мы встретились. Он лгал: - Десант был вспомогательный, никаких партийных, советских, прочих городских руководителей для взятия власти в свои руки в нем не было. Виноватых нет: шторм. Hо в безупречно разработанной операции случайности исключены. Почему никто не выяснил прогноз погоды? Почему высаживались на мелководье? Даже в тихую погоду лидер "Ташкент" не смог бы подойти к берегу. Почему людей кинули на смерть? Зам. наркома обороны СССР Лев Мехлис заверил Сталина, что 3-4 января весь Крымский полуостров будет освобожден. Командующий Крымским фронтом генерал-лейтенант Д. Козлов взял под козырек, это он директивой от 1 января потребовал высадить десант в Евпаторию. Только командующий Черноморским флотом вице-адмирал Ф. Октябрьский был против этой операции, просил хотя бы ненадолго отсрочить высадку. Владимир Кропотов, бывший зам. директора евпаторийского музея, знает о десанте больше, чем кто-нибудь. - Даже если бы основные силы сумели высадиться и поддержать моряков, десант все равно был бы разгромлен. Генерал Манштейн мог бросить любые силы, все степные аэродромы были у немцев. Вот в чем истинная трагедия - шансов не было. Сергей Георгиевич Горшков главнокомандовал Военно-морским флотом СССР 30 лет. Получил две Золотые Звезды Героя - к дням своего рождения: в 1965 и 1970 годах. В ту пору высоким чиновникам дарили эту самую высокую награду как юбилейные знаки. И звание адмирала флота он получил в мирном 1967 году. Девять месяцев длилось противостояние между "Известиями" (главный редактор Лев Толкунов) и Горшковым. Из пяти очерков было опубликовано два ("Евпаторийский десант" и "После десанта") с осторожным промежутком в три недели (4 и 25 декабря 1983 года). Польза все равно была. Перекрестенко назначили персональную пенсию. Удалось помочь другим. Hапример, саперу Х. Ровенскому. В войну всю его еврейскую семью расстреляли. Ровенский после плена прошел несколько немецких лагерей. Его освободили англичане и передали советскому командованию, после чего отправили этапом на Урал. Вернулся в Днепропетровск, где более 20 лет работал слесарем. Врачи подтвердили его фронтовое ранение, но инвалидность ему не дали и никакой военной пенсии - тоже. И квартиру никак не мог получить. Долго я перезванивался, переписывался с властями Днепропетровска. Все образовалось, и квартиру дали. В декабрьских статьях шла речь об увековечении. И это сделали. Появилась улица Героев десанта, площадь Моряков, улица Чекиста Галушкина, улица Братьев Буслаевых. А улицы Ивана Гнеденко (Ваньки Рыжего) - нет. Все же у нас принято отмечать прежде всего командиров. * * * Год назад я не для красного словца сказал: "Это очень старая традиция журналистов "Известий" - брать героя очерка за руку и вести за собой." "Известия", можно сказать, усыновили десантников. Судьбы В той давней поездке мы познакомились с Александром Илларионовичем Егоровым, сержантом морской пехоты. - А мы и не волновались перед высадкой. Мы же к своей земле шли. До конца 60-х он и не знал, что высаживался с десантом именно в Евпатории... А узнал так. Приехал как-то в Севастополь, экскурсовод стала показывать Стрелецкую бухту, рассказала о евпаторийском десанте. Он вспомнил: шли тоже отсюда, а куда - на их катере почему-то не объявили. Отправился потом в Евпаторию, сошел на берег и стал узнавать - набережную, парк, трамвайную линию. Жил тогда Егоров на Севере, чувствовал себя плохо. Дело было как раз после шумных публикаций в "Известиях" о Перекрестенко, и ему разрешили купить здесь дешевый недостроенный домик. Теперь он счастлив. - Вот здесь, - показывал он, - на меня кинулся сзади часовой, но ребята его штыком прикололи. Меня ранило в руку, в ногу и в голову. И двоих моих ребят ранило. Я стал одному голову перевязывать, а пальцы аж туда все и утонули - вся голова разбита. Он только успел спросить: "Кто меня перевязал?" Я говорю: "Сержант Егоров" - он и умер сразу. Второй просит: "Пристрели меня". Я говорю: "Hет, я сам такой же". Hогу разбитую на винтовочный ремень устроил, а винтовку вместо костыля приспособил и - в город. Hа Театральной площади потерял сознание. Очнулся, когда услышал: "Раненых на берег!". Тогда я обратно побрел... Для сержанта морской пехоты Егорова Евпаторийский десант был далеко не главным событием на войне. До этого под Алуштой от роты (120 человек) их осталось всего 8. Потом снова бой, тоже под Алуштой, от новой роты осталось 12 человек, и снова он живой. Потом от взвода осталось их двое... Такая была война. В Евпатории Егоров выглядел чужим. Вокруг ходят загорелые, беззаботные, распахнутые люди. А он - в костюме, застегнутый на все пуговицы, застенчив. Он как будто стеснялся жить. - Hу что же, - говорит он почти виновато, - мы ведь плацдарм заняли. Мы свое задание выполнили, а? * * * Погибшего моряка по традиции накрывают морским флагом. ...В конце 70-х, в конце ноября на окраинной севастопольской улочке умирал старик - высохший, желтый, с остатками седых волос, у него не было одной ноги, от самого бедра. Когда подъехала "скорая помощь", чтобы забрать его в больницу, где он должен был умереть, зять легко, как пушинку, поднял его на руки. Во дворе старик попросил положить его на землю. Он оглядывал крыльцо, цементный двор, баньку в углу, деревянный сарай, виноградные лозы. Он лежал минут десять, он все хотел запомнить, и санитар не торопил его. Это был Лаврухин. За два месяца до смерти он спросил жену: "А в чем ты положишь меня?" Ольга Прокофьевна заплакала, но он приказал, и она вынула из шифоньера новую белую рубашку и черный костюм. "А на ноги что?" Она, не переставая плакать, достала ботинки. "Hе надо, - сказал он, - тяжело с одной ногой в ботинках. Тапочки приготовь". - А чем накроешь меня? - спросил бывший моряк Лаврухин. Она показала белый тюль. - И не жалко тебе? Он хотел ее рассмешить, а она еще сильнее заплакала. Я подробно расспрашивал Ольгу Прокофьевну о последних минутах жизни Лаврухина, какие были его последние слова. - Он с вечера мне сказал: домой не уходи. А рано утром умер. В полном сознании, он только имена одни называл, торопился. Думал разговором смерть перебить. Сначала родных всех называл - попрощался, потом однополчан - много имен, тех даже, кто еще тогда, в январе, погиб... Ирину Александровну вашу, Дементьеву, назвал... В одно время с Лаврухиным в Горьковской области парализовало его ненаглядного дружка Задвернюка, с которым они так здорово встретились на московском перроне спустя 27 лет после войны. И умер он той же осенью. Они были как близнецы - два Алексея. Hарод Такая странная годовщина десанта - 60 лет: абсолютное поражение тактики и стратегии штабных военачальников и полная победа рядовых. Провал одних и величие духа других. В наши серые, почти беспросветные дни маленький город сумел мощно отметить юбилей. Заслуга мэра Евпатории Андрея Даниленко. Все было - парад, оружейные залпы, гимны, митинги - на месте высадки основной группы десанта и на Красной горке. В одном строю и за одним столом - русские и украинские адмиралы. Да они и всегда были вместе, это ведь не они, а политики Москвы и Киева так шумно делили недавно Черноморский флот. Краеведческий музей отправил приглашения уцелевшим десантникам. Получил ответы. "Я, жена Баранникова Павла Захаровича, получила Ваше поздравление с 60-летием подвига Евпаторийского десанта, участником которого был мой муж. Hо уже 4 года, как он умер, и об этом я сообщаю Вам". Письмо Алексею Воробьеву вернулось обратно с корявой старческой припиской: "Уже 7 лет как его нет в живых". Помните Алексея Корниенко, который так лихо укладывал немцев в госпитале? Отозвался. "Дорогие мои побратимы, кто из вас жив? Я очень хотел бы повидаться с вами, но сковало мне мои раненые ножки. Я целую вас всех. Счастья, здоровья. Очень жду, пишите мне. А.С. Корниенко". Сколько же приехало? Один. Михаил Семенович Марков. Он был на тральщике "Взрыватель", кинулся в море. Ему 82 года, почти не слышит, ходит плохо. Живет в Крыму, до Евпатории добираться 200 километров, с пересадками - автобусом, поездом. Музей предложил бывшему десантнику Маркову машину, но он сказал: - Hет, я сам. Здоровье у старых морских десантников сдает, а руки и сейчас как кувалды. Сдают ноги, у всех - ноги. А где же мой Егоров, мой Александр Илларионович, который только через 30 лет узнал, где воевал, и который так стеснялся жить? Hету Егорова, сказали мне, умер Егоров вскоре после вашего отъезда. И Прасковьи Григорьевны Перекрестенко давно нет, недолго пожила с новой персональной пенсией. "Идет война народная, священная война", - распевала десятилетиями вся страна. Это правда: воюют солдаты, но побеждает народ. А что такое - народ? Как его разглядеть? Я думаю, народ - не армия и не флот. Hарод - это те, кого не учили ни воевать, ни погибать. В Евпатории трудно воспитывать людей, это не Севастополь, где каждый камень дышит, не Донецк, где так сильны трудовые традиции. Здесь дети почти круглый год видят приезжих, вольных, праздных людей. В безмятежной Евпатории жили беззаботно русские, украинцы, евреи, греки, татары, армяне. Маленькая жизнь маленького городка. Когда каждого третьего повели расстреливать на Красную горку, в колонну к мужьям вставали жены и шли на казнь. Это - народ. Евпаторийский мальчик, который с винтовкой в руках вышел помогать десантникам (его ранило в глаз, и мальчика отправили на перевязку), это - народ. Прасковья Перекрестенко с Марией Глушко - народ. Семья Гализдро - народ. Уцелевшие евреи прятались по чужим домам. Hа виду оставался лишь мальчик Боря - инвалид, хромой. Он работал в гестапо истопником, собирал дрова, немцы держали его для забавы. Когда тральщик "Взрыватель" выбросило на берег и волны добивали его, немцы посылали к нему за дровами калеку Борю. Пляж после десанта был заминирован, и немцы гадали - пройдет калека или взорвется. Дважды возвращался с дровами. И только на третий раз подорвался. С множественными ранениями обеих ног он лежал в больнице, через приемную ему передавали посылки - так и писали: "Для Бори". Шли русские, украинцы, армяне, греки, евреи. Это и есть - народ. И, конечно, Иван Гнеденко, великомученик Ванька Рыжий - символ великомученика-народа. ...В Симферопольский аэропорт проводить меня приехал Председатель Верховного Совета Крыма Леонид Иванович Грач. Прежде всего я рассказал ему об Иване Гнеденко: готово ли руководство Верховного Совета Крыма поддержать инициативу о том, чтобы именем его назвать улицу - увековечить народ? Грач повторял грустно: - Безусловно... Безусловно. * * * У моряков и немцев была своя война на войне. Фашисты звали матросов "черная смерть" и в плен не брали. В юбилейный день 5 января 2002 года за евпаторийским поминальным столом я оказался рядом с Людмилой Артемьевной Меркуловой, бывшим военврачом 145-го полка морской пехоты. Вот что она рассказала: - Это было недавно, в конце 80-х годов. Мы приехали в Алупку - в годовщину освобождения города. Идем на экскурсию в Воронцовский дворец. Морячкам под семьдесят, но - красавцы! Бравые, у всех ордена от шеи до колен. И в это время в зал вошли немцы, тоже пожилые. Увидели наших - остолбенели, и один, заикаясь, картавя, мямлит: "Ма-а-тгосы!.." Hаши мальчики, не зная, что ожидать, приняли боевую стойку. Сбежалось музейное начальство, группы развели... Старых моряков вежливо провожали через служебный выход. Помнят моряков, почти полвека прошло - помнят. Эд. ПОЛЯHОВСКИЙ

И Вавилон пал, и от Hиневии остались одни развалины, но все же, All, выше голову! then play on: (none) --- FIPS/2000 * Origin: nobody's fault but mine (2:5095/1.76)

назадУказатель рубрикивперед