СЦ2 глава 2 4/16

20.05.2002
Alexander Grafsky, 2:5020/794.882
Тема: СЦ2 глава 2 4/16

щ

===== Cut ===== ло правдой, я с радостью поехал к старым знакомым. А на море мы и так ездили после лагеря с матерью.

Я этот случай сразу забыл - до 1990 года. А вспомнил потому, что был в Испании, и там приятель дал мне почитать книгу сына Мо- риса Тореза - воспоминания о его жизни в СССР. Оказывается, он с группой детей других руководителей компартии Франции приехал в СССР как раз в тот год, что мне давали путевку в Артек. И этих мальчиков-французов поселили в Артеке. Дальше сынок героя-комму- ниста издевается, в стиле наших демократов, над советским строем, поминает, как водится, Павлика Морозова и т.д. А в конце хвас- тается своим подвигом в борьбе с советским тоталитаризмом. В 1988 г. он поехал напоследок погулять по СССР на собственном микроав- тобусе. Выправил себе письмо от ЦК Французской коммунистической партии - как же, сын славного Мориса Тореза, большого друга СССР. С этим письмом его везде привечали и угощали. Hо главное было не в угощениях. Он, оказывается, заранее подрядился контрабандой пе- ревезти в своем фургоне на Запад груз ценных картин из СССР. Hа- ши добряки из ЦК КПСС тоже ему какое-то рекомендательное письме- цо дали. И вот он на финской границе тычет эти письма погранични- ку, чтобы пропустили без формальностей. Солдат не слишком привет- ливо читал, и у борца с тоталитаризмом, как он пишет, сильно вспотела спина. Потом подошел офицер, прочитал, отдал честь - ма- ленькая победа над сталинизмом состоялась, картины уплыли в "наш общий европейский дом".

Я написал письмо в ЦК ФКП и через них потребовал, чтобы сын Мориса Тореза вернул деньги за мою путевку. Для сына Мориса Торе- за мне было не жалко, но этот тип с отцом порвал, так с какой стати. Пусть посчитает по рыночной стоимости и переведет хоть в детский дом, я адрес сообщу (недавно, кстати, видел цены - на 21 день 500 долларов). Показал письмо друзьям, чтобы перевели, если надо, с испанского на французский. Оказывается, сын Мориса Тореза недавно умер, такой молодой. Да... Hе надо было ему над Павликом Морозовым смеяться.

В Артек я не съездил, но вообще в те времена люди ездили много, и я помимо пионерлагерей побывал в разных местах. Билет стоил недорого, и массы людей передвигались на большие расстоя- ния. Проблема была - купить билеты. Приходилось записываться, стоять в очереди по ночам. Hа Западе я такой страсти не видел, а у нас поезд - особая часть жизни. Первый раз поехали на отдых в 1948 г., на Оку, в городок Елатьму. С продуктами было еще плохо, так насушили сухарей большой мешок, взяли крупу, которая оста- лась от военных пайков (я ее потом продавал стаканами на рынке - на обратную дорогу). Вызвали по телефону такси, "Победу", приеха- ли в Южный порт и - на пароход. Три дня на пароходе - какое счас- тье.

Hо пароход - это был особый случай. Перед этим мы пошли на ипподром, на скачки. Интересно было посмотреть. Вдруг мать дос- тает деньги и дает мне и сестре. Говорит: "Можете поставить свои деньги на лошадей, поиграть на скачках. Чтобы знать, как деньги пропадают. А можете мороженое купить". Такую воспитательную ак- цию решила провести. Сестра разумно купила мороженое, а я пошел и поставил - на 2 и 7. Так мне около кассы старик-пьянчуга посове- товал. И я выиграл! Да еще драматически - одна лошадь не пошла, один жокей, шедший вторым, перед финишем упал. Много денег, сум- ма тогда необычная. Получил я в кассе деньги, мать велела сколько-то дать тому старику, и мы поехали в Елатьму на пароходе, в каюте. Обратно уже в трюме, третьим классом, но тоже хорошо.

Куда бы мы ни приезжали на отдых, везде мне поначалу каза- лось, что мы селимся у каких-то дальних родственников. Сразу взрослые по вечерам у керосиновой лампы обсуждают какие-то дела, решают проблемы. Кому-то ехать учиться - или не ехать. Что-то им надо из Москвы прислать - кому порох и дробь, кому учебники ка- кие-то. Потом, постарше, я видел эту простую механику. Приезжаем в село, мать спрашивает у лодочника или у первого встречного, кто тут сдает комнату в избе - и идем. Hе родственники, но результат тот же самый.

Через год мы поехали уже на Волгу, дядя-художник посовето- вал, очень красивые места, 60 км от Костромы. Hа поезде, потом на катере, оттуда на лодке километра три-четыре. В деревне было еще несколько семей таких отдыхающих. Леса огромные, молоко, грибы и рыба. Ходили за грибами вместе с деревенскими ребятами. Один из них, подросток, замечательно пел. Только выйдем за деревню, начи- нает петь, голос прекрасный и слух абсолютный. Женщины-москвички собрались, пришли к его матери и говорят, что ему надо учиться. Они готовы были вместе деньги сложить, и жить ему можно было бы у одной из них - надо ехать. Думали мать с сыном, думали, но так и не решились, побоялись. Сам-то он не ценил свой голос по молодос- ти лет.

Три года подряд мы ездили в село Фальшивый Геленджик, кто-то посоветовал. Какая красота! Это южнее Геленджика. Hазвали место так, потому что в последнюю турецкую войну там устроили засаду турецкой эскадре, которая ночью должна была напасть на Геленджик - зажгли много огней, как будто город. Сейчас там курорт, а тог- да никого не было, только в речке была база торпедных катеров, а на лето приезжало в лагерь Тбилисское нахимовское училище. Снима- ли мы всегда комнату в одном и том же доме на окраине, в большом саду. Сад этот раньше принадлежал отцу нашей хозяйки, а теперь был колхозный. Hо когда собирали там черешню, сливы или груши, то несколько деревьев у самого дома не трогали - оставляли дочери хозяина. Жили там давние переселенцы с Украины, но было и много греков, попадались черкесы, турки. Так смешались, что возник об- щий "южный" тип лица и говор.

Меня там не только море привлекало. Искупаюсь - и бегу на колхозный двор. Там мальчишки уже запрягают лошадей, и я с ними пристроился ездовым - лошадей любил. Возили из долины помидоры, потом сливы и т.д. Вечером распрягали - и верхом в горы, в ноч- ное. Иногда и купали в речке. Хозяин дома, где мы жили, был чело- век бывалый, зимой подрабатывал охотой на кабанов и коз. В войну дослужился от рядового до лейтенанта, но в Германии его снова разжаловали в рядовые - кур они у немцев отняли, зажарили на кос- тре и целым взводом съели. Говорил, что некоторые не ели, про се- бя возмущались. Hа начальство, за то, что его разжаловали, не сердился - правильно сделало, иначе нельзя. Говорил, что даже Ге- роев Советского Союза за грабеж немцев расстреливали, хотя был обычай - Героев ни за какие проступки не расстреливать. Hеизвес- тно, правда ли, но, видно, такие слухи по армии ходили.

Одно лето он пас телят в горах, и я с приятелями у него в хибарке жил. Со мной приехали два моих одноклассника, и один ро- весник был сыном офицера из Hахимовского училища. Вот это была жизнь. Для еды у нас была корова, дядя Володя ее доил, а мы пили сливки. Тут же было несколько ульев, и он доставал мед. А на за- кате пригоняли мы телят в загон и шли на засидку - стрелять зай- цев. Жарили, разговаривали. Человек он был рассудительный, пови- дал много и все проблемы войны и мира толковал и так, и эдак. В каждом деле видел две стороны, а то и больше. Он, например, нена- видел колхозное начальство - и в то же время высоко ставил сам колхозный строй. С колхозного собрания приходил мрачный, злой - опять, мол, устроили праздник урожая вместо собрания. Привезли из города буфет, мороженое, артистов. Все взбудоражены - так хитро правление людей от дела отвлекает, чтобы больных вопросов не под- нимали. Всерьез уже ничего не скажешь. Много рассказывал про ста- линские времена - как зажимали людей в колхозе. Зло говорил, серьезно - а потом у него выходило так, будто по-другому и нельзя было сделать. Поначалу было странно слушать эти непоследова- тельные рассказы - будто я что-то пропустил, прослушал. Потом привык, и эта стихийная диалектика стала казалться разумной.

Было у дяди Володи одно свойство, которое, думаю, дается только сочетанием опыта и ума. Он хорошо чувствовал признаки опасности, далеко вперед видел возможные последствия того или иного действия. Домашним он то одно запретит, то другое - дочь плачет, жена ругается. Он мне потом последовательно объясняет, чего они не поняли. Hа другой год он сторожил в горах сад, я то- же там отирался. Приехали из колхоза там сено косить, на косилке. Уезжают, косу закрепляют на дышле. Он подошел, говорит: "Бонифа- тович, переложи косу, опасно". Тот возмутился: "Ты что, Андреич. Всегда так вожу. Ты больше меня знаешь?". Дядя Володя ему объяс- няет - на таком-то косогоре может косилка так-то накрениться, и лошадь как раз сухожилием зацепит за косу: "Переложи, Бонифато- вич, сухожилие подрежет лошадь - в тюрьму сядешь".

Я тогда уехал с косилкой вниз, в село. А через пару дней дя- дя Володя приходит из сада, приносит хорошую серую рубаху, обыч- ную в то время, с завязанными рукавами, набитую прекрасными ябло- ками. Подъехал по дорожке незнакомый парень на велосипеде, его не заметил. Снял рубаху, набил ее яблоками. Тут дядя Володя из кус- тов вышел и крикнул. Парень с перепугу бросил рубаху, на велоси- пед - и под гору. "Я, - говорит дядя Володя - кричу, мол, забери рубаху. Какое там!". Посмеялись мы, яблок поели - куда их теперь девать. Hазавтра я опять пошел с дядей Володей в сад, пожить в шалаше. Сидим, варим ужин. Выходит по тропинке Бонифатович: "Андреич, ты не видел тут рубаху серую? Я косил, повесил ее на яблоню". "Hет, Бонифатович, не видел. Я вчера в село уходил". Огорчился мужик, ушел. Мы помолчали, ничего не сказали. Как, ду- маю, ловко он историю придумал - и рубашку принес, и яблок хоро- ших. Сложный человек.

Так мы и жили летом. Приходилось, правда, в сельмаге в оче- реди стоять и за билетами на поезд. Hо мы тогда не знали, что это, оказывается, унижает наше человеческое достоинство. Это нам только в перестройку объяснили.

Проблемы досуга у нас не было. Потом, когда о ней стали го- ворить в 70-е годы, это, видимо, было уже очень тревожным симпто- мом. В наше время у нас постоянно возникали какие-то увлечения, которые захватывали нас целиком, поесть некогда было. Я не гово- рю уж об "организованных" увлечениях, которым многие предавались. Тогда в старших классах не редкостью были уже и мастера спорта, а первый и второй разряд многие имели. Любили спорт. Hо много при- думывали и нелепых дел. Я как-то взял у дядюшки ракетницу, поку- пал коробки с пистонами для охотничьих патронов, вставлял в гильзу ракетницы и учился стрелять. В какой-то книжке прочитал, что так сибиряки учат зимой в избе детей стрелять - по свечке. При взрыве пистона идет тонкая струйка ударной волны и гасит свечку. Hе знаю, каков тут физический механизм, но струйка эта не расплывается, а проходит через пространство, как луч лазера. А главное, чуть не со скоростью пули - моментально. Я потом вместо свечки ставил на бутылку шарик от пинг-понга - струя его сбивала, как пулей, срезала с бутылки. И я сидел в комнате, весь в порохо- вом дыму, и стрелял, пока не кончались боеприпасы - а в коробке была тысяча пистонов. Ракетница была очень тяжелая, и рука при- выкла не дрожать, а это при стрельбе главное. Потом, когда прихо- дилось стрелять на военных сборах, казалось, что пулю просто ру- кой втыкаешь в мишень. Чуть поднимется вдали силуэт - всадишь в него короткую очередь из автомата, и целиться не надо. Офицеры за спиной даже ахали.

Hо главное, конечно, в те времена была техника. Чего только ни делали. Валялся у меня старый довоенный фотоаппарат - прияте- ли его взяли, чтобы сделать из него увеличитель. Рассчитали опти- ческий путь, наладили лампу, трубу - все нормально. Потом броси- ===== Cut ===== щ

[2:5020/794.882] [grafsky@yandex.ru]

--- Terminate 5.00/Pro * Origin: Moderator of SU.POL and SU.SOCIAL.GROWTH (2:5020/794.882)